А. Кривич: Как во смутной волости

– Зачем ты даешь ему деньги на водку? – спросил я.

Жена отвернулась, с каменным лицом уставилась куда-то в угол. Это выражение лица мне было знакомо, вероятно, такой же вид был у Зои Космодемьянской на допросах в гестапо.

– Ты что, не понимаешь, что спаиваешь шестнадцатилетнего щенка?

С тем же успехом я мог бы задавать вопросы собственным тапочкам. Даже не знаю, что меня раздражает больше: когда она на мое слово отвечает десятью или когда вот так уставится в стенку. Обычно она бывает готова к ответу, и тогда слова сыплются из нее, как мякина из дырявого мешка, но иногда случается, что вопрос застает ее врасплох, и тогда она застывает с непроницаемой физиономией. В такие минуты мне кажется, что слышен скрежет в ее головенке от лихорадочной работы извилин, однако результата, как правило, не случается, убогий интеллект способен воспроизводить лишь заранее заготовленные фразы.

– Ты слышишь меня?

Бесполезно. Да и какой смысл задавать вопросы, зная, что ответом будет либо молчание, либо очередная ложь?

– Тварь! – в сердцах бросил я и вернулся к телевизору.

К отделению милиции подъехали уже в темноте, капитан лихо загнал «Ниву» на стоянку и провел меня в дежурку. Дежурный, в чине майора и изрядном подпитии, видимо, для бодрого несения службы, довольно уверенно прохаживался от стены к стене и делился своим мнением о «кухонных боксерах», выказывая недюжинные познания в избитом милицейском юморе. Странно, когда он успел дослужиться до майора? Кажется, еще совсем недавно он носил погоны лейтенанта и привлекался к суду за убийство жены, а теперь – уже майор и, видимо, без всякой судимости. Чудны дела твои, Господи!

Капитан устроился за столом и начал составлять протокол, а майор заставил меня вывернуть карманы, разложил их содержимое на столе и начал тщательно описывать, с заметным усилием стараясь придать строчкам читаемый вид. Дойдя до денег, удивился величине суммы, скрупулезно пересчитал все до копейки и занес в опись, бравируя милицейской честностью. Что ж, товар по нынешним временам дефицитный, и майору есть чем гордиться, однако я с грустью смотрел на свои кровные, не особенно надеясь увидеться с ними вновь.

Наконец все формальности были соблюдены, и молоденький сержант препроводил меня в камеру, коротко растолковав правила внутреннего распорядка и назначения параши в углу. За спиной зловеще лязгнули засовы, я закурил – майор, добрая душа, разрешил оставить при себе сигареты и спички – и огляделся. Посредине камеры стол и две скамейки, привинченные к полу, у противоположных стен – пара двухэтажных нар, одни нары оказались заняты, на них покоилось нечто оборванное, измазанное глиной, неимоверно храпящее и, судя по всему, в стельку пьяное. Я докурил, воспользовался услугами совмещенного со спальней санузла в виде параши и улегся на свободные нары.

Ложе оказалось весьма жестким, в молодые годы мне доводилось много времени проводить в палатках на подобных сооружениях, однако спать на голых досках как-то не приходилось. Особенно неудобно было голове, повертевшись так и этак, я снял куртку, свернул ее и положил под голову, это слегка уменьшило дискомфорт, но сна не было ни в одном глазу: рой беспокойных мыслей бился в голове. Как случилось, что я оказался на нарах? Кажется, Сократ говорил, что во всех своих несчастьях человек виноват сам. Так в чем же моя вина? Память навязчиво возвращала к недавнему прошлому.

Снегопад не прекращался весь день, к вечеру снега навалило сантиметров тридцать. После работы я позвал дочерей, мы втроем взяли лопаты и принялись расчищать дорожки к дровнику, гаражу, мастерской, бане. Уже почти стемнело, когда расчистка была закончена, мы полюбовались своей работой, обмели обувь и вошли в домашнее тепло. Щеки у девочек раскраснелись, глаза сияли, приятно было на них смотреть. Неужели и из них вырастут стервы бабы?

После ужина я прошел в зал, включил телевизор – опять шутки юмора, выключил, громко спросил:

– Девки, вы уроки сделали?

– Сделали, сделали, – дружно отозвались звонкие голоса.

– Ну, давайте в преферанс сыграем.

Прибежали дочки, расставили стол и стулья. Младшая начала старательно расчерчивать бумагу для записей игры, получилось у нее не особенно аккуратно, я подправил огрехи, старшая начала сдавать карты.