– Что мне тогда было? Восемнадцать лет. Бедовый был, несло, всё к тому и шло.
– А как там? – Спросила обладательница роскошных рыжих волос, нисколько не затрудняясь тем, что Корней Кондратьевич не желал об этом говорить.
– Да, так, Милена, – сердито сказал Черногуз, но тут же, взяв себя в руки, снова заговорил приветливо. – Нормально. Как в санатории. Такие же люди. Такая же жизнь. Всё, как здесь. Работал на фабрике, делал табуретки. Табуретка в день – норма. Сделал, отдыхай.
– А за что вас?
– За глупость, Милена. За глупость. Человека в компании убили. Ну, и я пинал его, ударил ногой раза два. За это на десять лет и пошёл. А тогда ведь как сидели? Не так, как теперь. Сидели и не знали, когда выпустят. Но я, правда, не досидел. Вместо десяти – отсидел девять лет и девять месяцев. Так-то вот. Отсидел, поехал в Мариуполь. Десять лет моря не видел, а я ведь вырос на море. Пошёл на базар, купил «колхозниц» две авоськи, есть у дыни сорт такой, маленькие и сладкие. И с этими авоськами на море.
Черногуз замолчал, нижняя челюсть у него задрожала, и он в голос зарыдал, но, мгновенно перехватив дыхание, пришёл в себя.
– Что вы, не надо, – сказала Милена, испугавшись.
– Не буду, не буду, – успокоил её Черногуз и, продолжая расчёсывать давно уже расчёсанные волосы, снова стал рассказывать. – На пляже сидят все довольные, загорелые, улыбаются, а я как мертвец – белый как мел, а местами и синий. Постеснялся я тогда даже раздеться. Брюки снял, носки снял, а рубашку оставил. Так, в трусах и рубашке, купаться и пошёл. Зашёл в море по колено и захмелел. Дальше идти не могу. Знаешь, штуки выделывать стал. Стал зачёрпывать воду и подбрасывать на воздух. Вода рассыпается брызгами и так часа три стоял и подбрасывал. Люди смеялись надо мной, но мне не смешно было. Мне было страшно. Страшно было думать, что вот так, могут взять живого человека и от моря, на котором он вырос, спрятать на десять лет.
«А убивать людей в компании было не страшно?» – мысленно спросил у Черногуза Фёдор. И удивляясь тому, что Корней Кондратьевич может говорить без акцента, вернулся в постель. Лёг под одеяло, собираясь с минуту полежать, но, не заметно для себя, уснул.
***
Только на следующий день, после неожиданной встречи в коридоре, Галина нашла в себе силы и постучалась в дверь коммунальной соседки.
– Да, да. Входите, – услышала она из-за двери мужской голос.
Галя вошла и сразу сказала:
– Я извиняться пришла.
– Извиняться? Ах, вы про то. Я, не обиделся, – сказал незнакомец довольно искренно.
– Всё равно извините. Не для вас, для себя прошу, – настаивала Галина и, опасаясь, что её не поняли, заторопилась с объяснениями. – У моего старшего брата есть друг, Степан Удовиченко. Когда-то он жил здесь, этажом выше, мы вместе росли. Так вот он, полгода назад, извинился за то, что подставил мне в детстве ножку. Я споткнулась об эту ножку, упала и разбила себе лоб. Представьте, я этого совсем не помню, а он помнил, жил с этим, и только полгода назад извинился. Я не помнила, а он извинился, значит это не мне, а ему было нужно. Вот. А теперь это нужно мне. Честное слово, не знаю, как с языка сорвалось. Представьте себя на моём месте, я перепугалась. Простите меня. Мне очень стыдно.
Сказав последние слова, Галина покраснела и простояла в молчании довольно долго, а так как сидевший в инвалидном кресле забыл её простить, задумался и тоже молчал, она после продолжительной паузы снова заговорила:
– А ещё спросить пришла. Вам ничего не нужно? А то уже сутки прошли. Вы один, Ефросиньи Герасимовны что-то нет, и может вам в магазине… Мне не трудно и вам заодно покупать. Ой, что это? – Вскрикнув, спросила Галя, увидев в руках незнакомца длинный резной мундштук.
– Это для вас, – застенчиво сказал он, протягивая мундштук.
– Это вы слышали, как я с Вандой разговаривала? Ой, какой красивый! Спасибо. Но я должна кое в чём сознаться. Должна правду сказать. Тут такое дело. Та девушка, что звонила, её Вандой зовут, она режиссёр, то есть, будущий режиссёр, я на актрису учусь, а она на режиссёра. Но, из неё, как мне кажется, если режиссёр и получится, то очень слабый. И как у всех слабых режиссёров, у неё замах на великих. Год назад делали с ней отрывок из «Вишнёвого сада» и теперь, когда я уже успела забыть о своём позоре, отрывок не получился, она хочет его восстановить и показать. Так что я просто отказаться таким образом хотела. Мундштук я для отговорки придумала. Пусть, думаю, ищет. Где такой найдёшь?
Читать дальше