Инна Шаргородская: Жизнь и приключения Гаррика из Данелойна, рыцаря, искавшего любовь

Герцог Ловеко вздохнул с облегчением.

– Ах, вот оно что! Впрочем… этого мало. Не будете ли вы так любезны, господин барон, назвать мне причину, по которой девушка ему отказала? – И, видя смятение барона, добавил: – Разумеется, это останется между нами.

– Отказала не девушка, – угрюмо сказал Ашвин. – Отказала ее родня. По той нелепой причине, простите, что он – сын неизвестных родителей. Как будто мало того, что он носит имя Дамонтов! Одно это могло бы служить ручательством…

Королевский наместник задумался. Барон ждал, сердито пыхтя.

– Это звучит гораздо хуже, – признал наконец герцог. – Теперь я отчасти понимаю состояние духа Гаррика. Должен заметить – не в обиду вам, господин барон, – что вряд ли в Лавии найдется хотя бы одно дворянское семейство, которое отдаст свою дочь за вашего старшего сына. Мы-то с вами умные люди, мы понимаем… я бы, например, отдал, будь у меня дочь. Но остальные полны предрассудков, суеверны…

Тут до барона дошло, что вызван он неспроста и что разговор о Гаррике – не продолжение ритуальных светских расспросов.

– Что-то случилось? – спросил он с беспокойством.

– Да, и весьма неприятное. Если бы я не знал вас и вашего сына, я бы подумал, что Гаррик сошел с ума. Я было так и подумал, но теперь, когда вы объяснили… Вчера утром он попросил у меня аудиенции. Гаррик был и впрямь, как вы сказали только что, сам не свой. И сказанного им я никогда в жизни не ждал услышать… Он пришел ко мне за советом и помощью. Заявил, что его сомнительное происхождение не дает ему возможности оставаться дворянином и рыцарем, поскольку равные по рангу не питают к нему должного уважения, а полученное воспитание не позволяет стать кем-то иным – простым ремесленником, к примеру, чья родословная никого не волнует. И в таком случае, полагает он, судьба велит ему избрать другой жизненный путь, и он хотел бы… извините, мне даже трудно повторить это… стать шутом при дворе какого-нибудь знатного человека, чтобы иметь возможность быть в полной мере самим собой…

Барон побагровел и начал задыхаться.

– …поскольку никому тогда не будет дела до того, чей он сын, – закончил герцог. – Простите.

– Оба они сошли с ума, – еле выдавил из себя Ашвин. – И Ивин, и Гаррик. Позвольте… позвольте мне удалиться, господин герцог… я должен немедленно повидать Гаррика!

Он с трудом поднялся на ноги.

– Конечно, конечно, – любезно произнес герцог, тоже вставая. – Я так и подумал, и так я и сказал ему – что вопрос этот он должен прежде всего обсудить со своим отцом… с человеком, который, во всяком случае, был для него отцом. Имя Дамонтов слишком много значит в нашей провинции, оно известно и при королевском дворе, и подобные инциденты совершенно ни к чему почтенному роду…

Ужасный это был день. Но барон Ашвин не зря пользовался уважением и авторитетом. Он все-таки сумел взять себя в руки. Вернувшись домой, отправил Ивина беседовать с матерью, а сам вызвал Гаррика. Он не бушевал и не упрашивал. Лишь сухо и коротко напомнил неблагодарному старшему сыну обо всем, что было для него сделано, упомянул данное им когда-то обещание вести себя достойно имени Дамонтов и закончил совсем уж коротко:

– Прокляну.

Это возымело действие. Гаррик с минуту молчал, потом взглянул на отца в упор.

– Как же мне жить дальше? – спросил он.

– Как хочешь. Но если ты и впрямь собираешься стать шутом, ты должен забыть, как и с кем ты прожил всю предыдущую жизнь. Должен взять другое имя. И убраться подальше от провинции Лавиа. Лучше даже в другое королевство. Ибо если я встречу где-нибудь в замке у знакомых шута Гаррика, я просто убью его.

Гаррик еще немного помолчал. Он вспомнил предсказание гадалки. Никаких надежд и смерть в двадцать пять лет… так не все ли равно?

– Позвольте мне не решать сейчас, – попросил он. – Я обещаю…

– Довольно с меня обещаний, – жестко сказал барон. – Сегодня же ты должен выбрать – либо ты остаешься моим сыном, Гарриком Дамонтом, со всеми вытекающими последствиями, либо ты никто и ничто, звать тебя никак, и ты уходишь из этого дома навсегда.

Братья встретились вечером в саду и долго молчали, не поднимая друг на друга глаз. Наконец Ивин тяжело вздохнул.

– Мы, кажется, оба не правы, Гаррик, – нерешительно сказал он. – Мама так плакала…

– Да, пожалуй, лучше нам уступить, – отозвался старший. – Мы не можем бросить их и уйти. Отец хоть и не плакал, но… Они не вынесут этого.

Ивин кивнул.

– Как бы там ни было, одна обязанность у нас есть. Быть их сыновьями, пока они живы…