Карту местности мне заменял клочок бумаги, где некий добрый человек от руки нарисовал примерное направление и ориентиры. Сбиться, по его словам, было невозможно – «все время идешь от Блю Хола вдоль моря, пока не доберешься до большой лагуны. Там на берегу стоят бедуинские хуши (тростниковые хижины-навесы). Они сдаются, стоят доллара три-четыре в сутки. Спросишь Салима – это дед такой веселый, вечно накуренный, он там главный». На последнем участке пути перед Лагуной можно было «срезать» через пустыню, сэкономив таким способом от сорока минут до часа пути. Что было немаловажно – дабы не схватить тепловой удар, в путь я отправилась во второй половине дня, и топать лишний час после захода солнца в одиночестве мне совершенно не улыбалось. Хоть меня и уверяли, что ничего страшного случиться там не может, но все равно неприятно, да и темноты боюсь с детства.
Зрелища менее жизнеутверждающего, чем Синайская пустыня в предзакатное время, сложно себе вообразить. Серый песок, давящие тени гор, какая-то бетонная развалина и козлиный череп. Никаких признаков жизни, ни единого кустика, одни засохшие колючки, которыми не соблазнишь даже умирающего от голода верблюда. Ветер гоняет туда-сюда серую пыль, которой больше подошло бы слово «прах». В какой-то момент чувствую, что происходит нечто необычное. Что-то явно не так. И вдруг понимаю – тишина. Тотальная. Совершенная. Абсолютная. ТИШИНА. Единственное, что ее нарушает, это звук моих шагов и мыслей. Останавливаюсь. Ощущение, будто в мире выключили звук. Стою и погружаюсь в эту тишину, сливаюсь с ней до ощущения, что я – часть мира, а мир – часть меня. Вдруг мир начинает менять цвет, из серого превращаясь в золотисто-розовый. Я будто в одно мгновение перенеслась на другую планету. Это заходящее солнце окрасило горы и пустыню своими последними лучами. Оказывается, мир может быть другим, стоит лишь сменить освещение…
Проводив солнце, я отправилась дальше. До Блю Лагун, если верить моей «карте», оставалось всего ничего. По пустыне я шла, ориентируясь на колею, оставленную колесами джипов. Колея уводила меня все ближе и ближе к горам. Вдруг откуда-то возник человек, быстрым шагом идущий мне навстречу. Местный, бородатый бедуин, в рваной майке и трениках.
– Салям Алейкум. Куда идешь?
– В Блю Лагун.
– Ты сюда не ходи. Это дорога не на Блю Лагун. Правее ходи, ближе к морю!
– Спасибо…
Хуши, черневшие на фоне звездного неба, напоминали затаившихся невиданных зверей. «Звери» похрапывали, значит, какой-то народ в Лагуне был. По тлевшему в десятке метров от меня огоньку и характерному запаху травы я догадалась, где искать Салима.
Через пятнадцать минут я уже поедала свежую рыбу с рисом и запивала ее ароматным, очень сладким бедуинским чаем, который разливается из закопченного котелка и пахнет костром. Самая вкусная еда на свете – ужин в конце долгого похода, который ешь руками. О существовании такой вещи, как вилка, в Дахабе быстро забудет даже самая манерная светская девица. Кстати я, ко всему прочему, искренне считала себя вегетарианкой. До того момента, пока Тишина прилюдно не накормил меня бараньим шашлыком… По словам Салима, белого народу набежало много, и свободной осталась лишь одна хуша, самая дальняя, в конце длинной песчаной косы, уходящей в море. Зато там уж точно никто не будет беспокоить… Я до последнего оттягиваю момент похода на ночлег – для того, чтобы попасть к хуше, мне придется преодолеть метров сто абсолютно пустой и темной косы. Без фонаря, ибо его у меня, конечно же, нет. А я, между прочим, лет до пятнадцати засыпала только со включенным ночником и приоткрытой дверью. Один из бедуинов, готовивших еду, предлагает проводить. Нет уж, спасибо. Если выбирать между просто темнотой и темнотой в сочетании с малознакомым бедуином, однозначно выберу первый вариант…
К тому моменту, когда я добираюсь до середины косы, сердце мое оказывается где-то в пятках, страх парализует дыхание. «Все, не дойду на хрен» – стучит в висках единственная мысль. Сбылись все мои ночные кошмары – с двух сторон бушует штормящее черное море, позади раздается вой ветра и постанывания верблюдов, впереди ничего не видно, одна кромешная тьма. Поднимаю взгляд, дабы послать небу немой укор и застываю. Небо доброжелательно улыбается мне огромными звездами. Все темные ночные демоны под его успокаивающим взглядом замирают, съеживаются и исчезают. Я уже знаю, что навсегда.
Оставшиеся пятьдесят метров только что не пою и не скачу вприсядку – на место страха приходит бешеная эйфория.
Читать дальше