Иван Державин: Аморит, любовь моя. Возможное будущее России

Я почесал затылок, выражая сомнение:

– Неужели у синего нет желания кинуть палку сисястой элитянке?

– Сисястой, может, и есть, – засмеялась Нина. – Только что он сможет сделать своими двенадцатью сантиметрами в ее полуметровой лоханке?

– Да, действительно ничего, – почесал я затылок. – Разве что окунуться в нее с головой. Любуясь ими, я как-то об этом не думал. Мне там тоже, пожалуй, делать нечего. Но у аморитянина с синей должно хоть что-то получиться. Она у вас, как говорится, имеет свойство расширяться.

– У бежевого аморитянина – проблем нет. У них члены обычные. А у элитян с синими случка проблематична, несмотря на твои гинекологические познания. Такие случаи были, если элитяне даже с животными живут без стеснения и без осуждения. О самочувствии животных после этого я не знаю, а про смерть синей женщины слышала. Но это был чуть ли не единичный случай. Я думаю, что в их неприятии друг к другу большую роль играет классовая или социальная неприязнь. Во всяком случае, у синих. Но самое интересное, они, насколько я изучала этот вопрос, абсолютно не завидуют элите и не хотят вести ее образ жизни. Элиту они презирают за безделье и открыто называют паразитами.

– Элита это допускает?

– Я же тебе говорила, что у синих и бежевых полная свобода. Они могут говорить и писать все, что им вздумается. Но только на своих островах и без каких-либо действий против существующего строя и правящей элиты. Как и у нас. Ругать олигархов можно сколько угодно, только нельзя трогать их самих и их богатство.

На Земле я с Ниной о политике не говорил, а тут она открылась мне с другой стороны.

– Я смотрю, ты здесь кое-чему научилась.

– Научилась я на Земле, а здесь лишь нашла подтверждение своим взглядам на нашу жизнь в России. Когда я была беременная, времени свободного было много, вот я и изучала их жизнь, сравнивая с нашей.

– Раз изучала, тогда должна знать, почему синие терпят над собой власть элиты?

– А почему наш народ терпит ограбивших его олигархов и защищавшую их власть?

Я опять почесал затылок, на этот раз дольше.

– На этот вопрос тебе не только я, но и, по-моему, никто в России не ответит. Самое интересное, что я его никогда не слышал. Может, ответишь ты, если знаешь, почему здесь синие терпят элиту? Да и бежевые тоже.

– Потому что и те и другие не считают себя чем-то обойденными. Многовековая изощренная пропаганда убедила их в том, что их общество является самым свободным и демократичным во всей вселенной. Они уверены, что элита их ни в чем не ограничивает. А то, что ей одной принадлежат все природные богатства, так это было давно, еще при царе Косаре, и с этим уже ничего не поделаешь. Поезд, как говорится, давно ушел. И, кроме того, это закреплено конституцией, согласно которой частная собственность считается незыблемой и неприкосновенной. А разжигание социальной вражды считается здесь самым тяжким преступлением и карается принуждением к эвтаназии. Пресса изо дня в день трубит о благородстве олигархов и элиты. Они могли бы одни пользоваться всем своим богатством, но щедро делятся им с народом, не допуская среди него голода, строят для бомжей приюты, помогают нищим. Это тебе ничего не напоминает?

Я наморщил лоб в раздумье.

– Похоже на Россию, где тоже узаконены итоги приватизации начала девяностых годов.

– Это само собой. А мне больше напоминает Чукотку, где Рабамович отстегивает чукчам по одной сотой процента от своих миллиардов, и те рады до соплей. Это все равно, что я раздавала бы нищим ежегодно по три рубля от своей годовой зарплаты. Правда, я раздавала им во много раз больше, когда ходила в церковь поминать папу с мамой. Вот только Президент почему-то мне не дал за это орден, как Рабамовичу.

Как говорят в таких случаях, я потерял дар речи. Во дает. Мне потребовалось время, чтобы продолжить свое наблюдение за элитянами.

***

Что-то уже не раз привлекало мое внимание в толпе. Я окинул ее медленным взглядом, тем более что она была не густой, и задержался на девушке, заметно отличавшейся от других. На ней была свободная накидка, скрывавшая тело, а голову покрывала вуаль, сквозь которую я рассмотрел почти человеческого размера голубые глаза. Грудь девушки выпирала, но не больше, чем у Памелы Андерсон. Однако, в сравнение с последней, девушка была писаной красавицей: и носик и нежные губки, не то, что искусственные в растопырку губищи у Памелы.

Встретив мой взгляд, девушка заметно смутилась и, как веером, прикрыла глаза густыми темными, как у Нины, ресницами. Не красными, не желтыми, а нашими темными. Я указал незаметно Нине на девушку и сказал, что она похожа на нас. Взглянув, Нина рассказала, что у элитян изредка появляются неформатные дети под влиянием ген далеких предков, как у нас негритята у белых родителей. Элита к ним относятся сочувственно, как к инвалидам детства. Но до рождения таких детей она, как правило, не доводят. Нина слышала, что даже одна из дочерей или внучек Президента родилась с отклонениями, но ее никогда не показывали по телевизору. Понравившаяся мне девушка по – аморитянским меркам считалась если не уродкой, то уж далеко не красавицей. Обычно они тщательно скрывают свою внешность. А эта почему-то не боялась ее показывать, используя лишь вуаль.