Ирина Крицкая: Пристрели меня, крошка!

– Спасибо, – говорит, – пока.

Аутичный тип! Говорящее полено!

Я осталась на пляже одна. Села на песок у воды. Облака малиновые. Подсветочка золотая от лучей разбегается. Дельфинчики мелькнули. Катер вдалеке проплыл. А мне одной всего этого слишком много. Красота – как дорогое вино, в одиночку не катит, очень хочется с кем-нибудь чокнуться.

А с кем мне сейчас чокнуться? Я живу в ссылке. Ни одной живой души – кругом клиенты. Только с вами и разговариваю, больше не с кем. Извините, еще секундочку… Нужно выяснить кое-что. Сейчас мы ребенка моего попросим…

– Сын, будь другом, сгоняй вниз, посмотри, у нее новое платье?.. Что «хватит»? Сгоняй, скажи, что тебе скотч нужен.

Не стыдите меня. Деградация полная, я с вами согласна. Вот бабушка моя делами ворочала. Она не только до Берлина дошла жива-здорова. Так еще и притащила из этого Берлина дубовый антикварный буфет. С сервизом! Как она его довезла? На чем? Какие там были грузоперевозки, в мае 1945-го? Вы попробуйте сейчас контейнер в соседний город отправить, я на вас посмотрю.

Вот, настоящий друг – сын несет мне уже третий рулон скотча. Докладывает:

– Да, платье новое.

– Красивое?

– Красивое, – говорит и смотрит на меня с таким же осуждением, как папенька.

Так! Я ей еще не все объяснила! Мне нужно в офис. Сию минуту! Я должна посмотреть в глаза врагу.

О, нет! Это стрела в самое сердце! Платье! Белое! Короткое! И ногти ярко-красные… И губы… Нет! Нет! Я этого не вынесу! Все мужики, в том числе и мой пока еще муж, выползли из своих кабинетов и отираются возле этой медсестры. Она развалилась в моем кресле и строит глазки сразу всем. Это же моя была обязанность! Моя роль!

Гляньте на нее – вскакивает и нежно лупит Ромочку линейкой по лбу. Это же мой Рома! Он пил мою кровь!

Я моментально становлюсь маленькой толстой мышью в уродской майке с надписью «No sex, only drink». Мальчики с состраданием взглянули на меня, директор от стыда подальше скрылся в кабинете.

Сажусь рядом с офисной стриптизершей за свой бывший комп. Показываю, куда «тык», куда «пык». Она достает блокнот:

– Ой, подождите, сейчас все запишу. Боюсь, сразу не запомню, – и спрашивает: – Можно на «ты»? Я Оля. А как тебя зовут?

На «ты»… Как у нее все быстро. Ну уж нет! Я задавлю врага официозом!

– Софья Викторовна, – говорю и взглядом отодвигаю ее куда подальше.

Она подняла ушки, не поняла юмора.

– Шучу… – Я улыбаюсь нежно и, как добрая волшебница, смотрю в ее большие глаза с ярко-зелеными контактными линзами. – Обращайся, если что, Оля. Не стесняйся, звони по внутреннему мне домой. Спрашивай все. Я помогу.

(Забегай, приходи когда хочешь, – это я уже про себя добавляю, – ночуй, бери взаймы, открывай холодильник, располагайся, но только не носи… Не носи, шалава, это обалденное белое платье!)

– Ой, хорошо! – Она обрадовалась. – А то сразу столько нового… Не запутаться бы.

Не надо меня успокаивать. Я и так знаю: ничего страшного не произошло. Просто теперь каждый день мой муж нюхает ее контрафактные духи. По утрам вместо меня Оля приносит ему кофе, и он наблюдает, как двигаются складки у нее на юбке. Оля поворачивается спиной, и ради ее задницы он отклеивается от монитора. А я в это время младенца нянчу и с вами треплюсь.

Оля знает, кто тигру звонил; кто и где его ждет… Да, а на днях-то, на переговорах с нашими дилерами, мой тигр сиял как на масленицу! В конференц-зале, в моем конференц-зале! Это я придумала сделать из него яхту, штурвал настоящий поставила, колокол повесила… В моем конференц-зале Оля раздавала мужикам документы, наклонялась ажурным бельишком наружу, и все с пониманием, с легкой завистью глядели на моего монстра.

А Натыкач, этот кубанский Джеймс Бонд, взлетел со стула, поднял бумажки, которые Олечка растеряла (наверняка специально, сучка), навел свой фокус на ее декольте и говорит: «Серьезная у вас контора!»

Ну и что! Пусть эта бабенция вдохновляет моего мужа на новые экономические подвиги. А денежки достанутся мне! Ха-ха-ха!

А как же я? Меня нельзя оставлять без присмотра. Я легкомысленная, дунет ветерок – и улечу.

…Ураган бушевал в Анапе, а мусор приплыл в Туапсе. Пляж завален буреломом. Мелкие ветки ломаются под ногами. Да что ветки? Принесло даже тяжелые стволы, выдранные с корнем. Все высохло за два дня – можно поджигать.

Как только стемнело, у воды поднялись костры, пыхнули в небо высокими острыми лепестками. Огонь бесновался, как в языческий праздник. И море было страшное, глухое. Смотришь в черноту, и кажется – нет никаких берегов, сейчас войдешь в воду и зависнешь навсегда.