Валерий Протасов: Река времени. Дневники и записные книжки

Настоящего писателя мы узнаем по художественной необходимости его творчества.

Если критика ― только одно из мнений, то почему от мнения одного человека должна зависеть судьба другого?

Всякая исследование художественного произведения есть попытка дописать его, только другими средствами.

Как любят едва вылупившиеся из яйца литераторы дать почувствовать менее удачливому коллеге собственную значительность, владетельное право в животе и смерти попавшего им в руки неудачника.

Всякий, даже преуспевший автор знает, сколько приходиться наглотаться унижений, прежде чем выбьешься в люди. Зато уж потом всё то, что проделывали с ним, он повторит с другими. Но зло от повторений становится всё хуже, а уровень правды всё ниже.

Союз писателей, издательства превратились в цензурный департамент, а писатели – в чиновников разного ранга от всесильных начальников до бесправных парий.

Рукопись будущей книги рождается в муках и радостях уединения. Но, чтобы сделаться книгой, рукопись проходит через множество рук. И хорошо, если руки эти чуткие и чистые.

Редактор ― это акушер, помогающий рождению ребенка. Можно помочь при родах, а можно и навредить. Часто редактирование похоже на обязательную стрижку по установленному для всех одинаковому образцу.

Как можно судить о ремесле, не зная тайн его? Как можно учить мастера делать скрипки, лепить горшки, если сам ничего подобного не делал? А музыку сочинять, книги писать разве легче? А, между тем, многие так называемые критики только этим и занимаются.

Даже если ты и сам художник, судить о чужом создании невозможно, ибо нельзя в точности повторить путь, пройденный другим.

Перечитываю свои старые рассказы. Сколько в них чувства, сумятицы, волнения! Они и теперь нравятся мне, а тогда я был ими ослеплен, как открытием, и не замечал недостатков. Критики же мои видели в них одни ошибки и не желали замечать достоинств. Вот это меня больше всего поражало. И так, поставив крест на недостатках, они похоронили и достоинства.

Повзросление моё, вызревание жизненно-практическое шло медленно. Я долго оставался ребёнком, мальчишкой, и мне неинтересно было понимать вещи, понятные любому и каждому. Я и сейчас моложе многих моих сверстников по общему пониманию жизни. Всё еще остаюсь идеалистом. И мне ещё расти, умнеть и не скоро достигнуть перевала к старости.

Часто сравниваю написанное мною в молодости, с тем, что и как пишется сейчас. Тогда писалось легко, без пота и видимых усилий, так же естественно, как дышалось. И оттого была чистая радость, которой я мерил и художественную удачу. Отчего это было? Думаю, что здесь важна полнота внимания к предмету переживания как к чему-то неповторимому.

По-настоящему счастливым в творчестве бываю тогда, когда удается выразить какое-то важное для меня ощущение, мысль. Слова искать не приходится. Вот этот незаметный переход ощущения в слово и является счастьем пишущего.

Литература ― это душа человека в слове. И можно ли на душу живую поднимать топор критика? Между тем, главной прелестью нашей несвободной литературной жизни стало право карающего суда над произведением писателя. Строгость и жестокость литературных приговоров, прикрываемые заботой об идейности и качестве, стали обязательностью, почти хорошим тоном.

«Метафорическая карнавальная проза» ― такими словами определил бы я некоторые из своих вещей («Кукла без имени»). Жаль, что эта линия прервалась в нашей литературе в 30-годы! Линия А. Грина, М. Булгакова, Ю. Олеши. О достоинстве её говорить излишне, а о праве на существование ― необходимо.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.