Александр Мищенко: Звездный балдж

«Красота – это Отечество – с людьми, лесом, с полем, с Богом». Как и день каждый – Отечество Нашей Жизни. Счастье наше. Не без печали, однако. Из кровотока А. П. Чехова передалось такое восприятие мне.Не случайна тоска в этой его фразе: «Замечательный день сегодня. То ли чай пойти выпить, то ли повеситься».

«Поэтесса Валентина Невинная в одном из своих стихотворений написала о нем: «Птица божия – Коля Шипилов». Но еще раньше он ответил в песне:

«Колины книги и песни, Колины фильмы и записи ищут для себя Родной Дом, а не жилплощадь».

Первый канал телевидения посвятил этот день семидесятилетию Владимира Высоцкого. И щемящие были передачи, такое цепляли они в наших с женой душах, что комок к горлу подступал у меня и слезы наворачивались у жены, которая раньше не все понимала в песнях гениального барда. Тут же они звучали так, что рвали сердце обоим нам. Янтарик тоже смотрел с нами одну из передач и сидел притихший как воробей.

В мозг мой впечатывались слова, фразы, обрывки их, строки песен, молнийные собственные свои заметы, фрагменты видеоряда:

От жизни умер.

Чтоб жизнь улыбалась волкам – не слыхал.

«Такой маленький, а пьет». О хрипатости голоса Высоцкого.

«Шея – орган». О пении Высоцкого.

Пошли мне, господь, в дороге не упасть.

Два разных Гамлета сыграл. Двувратный Гамлет, как могли б трактовать его в Элладе. Двувратный и Высоцкий. Быть или не быть? Быть! Так трактовал он Гамлета. И свое уже: песни или другое все в творчестве? Более 800 песен написал Высоцкий, и его это слова: «Если на чашу весов положить песни, они сразу перетянут».

Одногодок мой Высоцкий.18 июля (в день моего рождения) репетировал он в последний раз Гамлета, и рухнули деревянные конструкции на сцене, а через неделю его не стало. Словно бы висел над ним Дамоклов меч.

Мама его рассказывает: «В день смерти лопнули дома и завернулись струны его гитары».

ПО УМОЛЧАНИЮ:

Судьба как самосжигание – рациональная запрограммированность человека героического ее строя на такое проживание собственной жизни. Эти полыхающие люди – факелы в истории человечества. Одна судьба из череды их – уже вспышка, заря на столетия жара, который потом будет светить звездою тысячи лет. Каждый человек чувствует таких людей индивидуально. Мою кровь зажигают Джордано Бруно, финский лингвист Александр Кастрен, Николай Островский, Василий Шукшин и Владимир Высоцкий. Он из плеяды тех, кто как Николай Рубцов, Сартр, Камю, Унамуно адекватен судьбой своим творческим исканиям. От рождения «мерцал закат как блеск клинка» над ним, бардом, который говорил себе: «Я придти не первым не могу», «Мне наплевать на королевские дела», «Упрямо я стремлюсь ко дну» и «Мне выбора иного не дано». Он был запрограммирован на героическую трагедию. И апофеоз его звенящей, как гитарная стрела, жизни – знаковая эта песня:

Владимира Высоцкого на спор будто вбили в жизнь, и смерить барда оказалось возможным лишь после смерти. А в Дубне смогли и при жизни. И как выхлестывал он свою душу песнями в этом раю «физиков» и «лириков». Родным был Высоцкий людям будущего, провозвестникам грядущих нанатехнологий. Горение его – доведенные до огня высокого деяния песни. Он вращал Землю, как Джордано Бруно. И это нетленная его судьба теперь вечно пребывать в мире, где остается, по Гумилеву, одно:

Голос с экрана о Высоцком: тоненький, маленький человечек. И сам он в кадре адекватный сказанному о нем. По-птичьи быстрый поворот головы. «Синица, – отозвалось во мне. – Как Коля Шипилов».

И за письменным столом уже, перед разворотом газеты подумал, что яростно творили оба этих барда Красоту, как творил ее и Карл Фаберже. И не могло быть иначе: были они из сонма синиц артистического человечества.

Вызрел у меня концептуальный смысл сказки. Знакомиться с коллекцией изделий Фаберже – свершать омовение души в роднике Красоты, осознавая, что жизнь человека – деяния на частотах творчества и что в любом деле можно достичь божественных, артистических высот, что семья – чаша радости и добра и что все в жизни слитно, что смысл ее в божественной этой гармонии: где радость – там любовь, где любовь – там красота, где красота – там идеал. Как никогда ясно мне стало, что, созерцая Красоту, человек воскрешает в себе Бога. Так любуется золотой нивой хлебов после трудов праведных пахарь. И хочется человеку в такие духоподъемные минуты взлететь по-птичьи. Парить в атмосферах выше облака ходячего и выше леса стоячего. Истинно всемогущим мог осознать себя и Всевышний, этот Интеллект вселенной, сотворив все сущее в Мироздании.