Василий Лягоскин: Ультиматум президенту. Вторая книга о Серой Мышке

– Я тебе дам… Я тебе сейчас такой пи.., – тут она увидела стоящую с довольной физиономией Крупину и вроде как засмущалась, проглотила последнее слово; а потом заорала совсем оглушительно, – гони деньги вперед, паразит! Гони, как обещал!

Под этот крик Наталья и уложила на пол безжалостными ударами еще четверых ренегатов во главе с прапорщиком. А потом, подмигнув Кочергиной: «Молодец, девка!», – унеслась в хвост состава, продолжать зачистку. Там нашелся лишь один арабчонок – тоже бородатый, но хилый. И этого, последнего живого соплеменника Джамала она пожалела, лишь сломала несколько очень важных костей, что гарантировало – этот человек больше в бандитских налетах участвовать не будет.

Лидка так и стояла с открытым ртом и вытаращенными в ужасе глазами. Крупина помазала перед ее застывшим лицом ладонью:

– Ау, подруга, очнись, – и добавила, поняв причину такого ступора, – да живые они все, девочка, живые. Полежат немного, и встанут…

Наталья открыла дверцу вагона, высунулась в вечернюю свежесть, и пробормотала, так, чтобы не услышала ни Кочергина, ни майор Рычков, уже готовый запрыгнуть на ступеньку впереди своих десантников:

– Если им разрешат подняться. А про тех, в командирском вагоне, тебе знать совершенно не обязательно.

Крупина на мгновенье замерла, подставив лицо вынырнувшему из-за взявшейся непонятно откуда тучки солнцу. И тут же ее лицо – несколько мгновений удивительно благостное – сменило выражение, стало жестким, погнало от себя волну предостережения и холодной ярости к вершине серого здания, что нависало над привокзальной площадью – даже выше недостроя, где ждали ее русский генерал с американским полковником. Феноменальное чутье подсказало – ее кто-то буквально сверлит взглядом, причем взглядом вооруженным. Что это было? Может, и прицел снайперской винтовки! И она шагнула назад, в полутьму тамбура, понимая, что в эту дверь она ни за что не выйдет.

Шунт развалился на диванчике с довольной улыбкой. В ладонях он грел высокий бокал с пивом, на которое «подсел» в последнее время. Себя он успокаивал:

– Не на наркоту же мне подсаживаться; я ее для других целей тоннами в Москву привожу.

Да – Шунтиков действительно мог назвать себя теперь наркобароном, и ничуть не тяготился таким сомнительным достижением. Впрочем, сам он сомнительным его не считал. А всем недовольным мог показать этот самый бокал с пивом, которое ему специально привозили из Баварии. И еще сказать:

– Ничего личного – просто бизнес. Кто-то торгует пивом, кто-то прокладками с крылышками, а я – афганским герычем.

Ближайшие помощники Шунта – Волчара с Серым, пиво не уважали. Они могли себе это позволить; точнее сам Шунтиков позволял им такое послабление. Серыйсидел за столом и неторопливо потягивал виски двадцатилетней выдержки. Волчара не пил совсем – из крепкого, конечно. После давнего ранения он осунулся; скулы теперь выпирали вперед так, что между них терялся хищный нос. Волчара теперь еще больше напоминал свирепого хищника. Здоровье он поправил очень быстро, а вот душевного равновесия так и не вернул. И не мог вернуть; по крайней мере до тех пор, пока в его руках не окажется красотка, самым бесцеремонным образом обобравшая – нет, не его! – Шунта. Но тот миллион был под охраной опытного бандита, и Волчару не успокаивало даже то обстоятельство, что босс не предъявил ему никаких претензий. Больше того – обеспечил своему главному боевику самое лучшее лечение. Даже лично пару раз приезжал в израильскую клинику, где раненый бандит проходил курс реабилитации.

Впрочем, Волчара подозревал, что босс прилетал на Землю обетованную не только ради него; даже не столько ради него. Были у него, наверное какие-то делишки в Тель-Авиве. Да хотя бы на знаменитом средиземноморском пляже косточки погреть.

Волчара внешне выглядел невозмутимым; он вяло ковырял вилкой в каком-то салате, полном морепродуктов, которые он откровенно не любил. Внутри же он был заполнен нетерпением – и сам он, и Шунт с Серым ждали курьера из Коврова. Из города, про который босс, может и забыл, а самому Волчаре напоминала каждый вечер ноющая грудь, из которой хирурги два года назад вытащили пять пуль.

Наконец в дверь осторожно постучали. Босс ответил сам:

– Давай!

Давай – в смысле запускай… сюрприз для самого доверенного помощника. И Волчара действительно вскочил, ощерившись как самый настоящий лесной четырехлапый разбойник. Он одним громадным скачком оказался у двери и навис над жалкой, какой-то изломанной в самых неожиданных местах фигуркой. Только голова у этого человека не претерпела никаких изменений. По ней Волчара и узнал Голову, которого теперь – вполне ожидаемо – называли Квазомодой; именно так, в женском роде.