Не пара вы ему, вам сказали? Только дело-то вовсе не в вас.
– А в чём?
– Не знаете? Ну, тогда я вам скажу, чего они именно теперь взвились – работника терять не хотят! Ведь если у него своя семья будет, то вряд ли их семье что-то от его зарплаты перепадёт, а если и перепадёт, то много ли? Сейчас же они имеют её всю целиком, Егору только папиросы покупают. Пока Катерина не закончит учёбу, они ему не дадут жениться ни на ком. Ещё раз говорю: не в вас дело! Парень в семье пристяжным при отце-кореннике ходит. Неужели вы сами не видите, во что он одет-обут и как разнаряжена их студентка? Вот когда Катерина диплом получит, они вас с Егором, возможно, и благословят, но в тайной надежде, что станете вы, дорогая моя, при вашей-то открытости и доверчивости второй пристяжной.
– Но мы же не с ними жить будем, а своей семьёй, у нас своя упряжка образуется, – попыталась возразить Ирина, но сделала это так робко и неуверенно, что и сама себе не поверила.
– Ой, ли? – с иронией протянула Галина, но добавила вполне серьёзно: – Даже если и своей семьёй, но в Радужном, от этого ничего не изменится.
– Я не знаю, что там говорит обо мне Катерина, на что она рассчитывает, только давайте не будем ставить знак равенства между ней и матерью.
– Не будем, – согласилась Галина. – Сама-то мать ни до чего такого бы и не дотумкала, однако дочь ей, что хошь, втемяшит. В этой семье Катерина всеми верховодит, она – всему голова.
– А Николай Семёнович тогда кто?
– Кто Николай, спрашиваете? А он просто добытчик, работник. В семейные дела не встревает, там без него всё решается.
Повертев чайную ложку в руках, Галина продолжила свою мысль:
– Егор – неплохой парень, лучшего мужика желать не надо. А уж что касается работы, так в механизмах он царь и бог! – в голосе явственно чувствовалась гордость за соседа. – В общем, смотрите сами, Ирина Павловна, вам жить. Но лично мне будет жаль, если вы свою голову в ярмо засунете и будете вместе с Николаем и Егором воз тащить. Люди уже и так смеются, мол, Вершковы не только за прошлые долги парня терапевту отдают, но и за предбудущие вознаграждения.
По лицу Ирины вновь пошли багровые пятна, и, заметив это, Галина пояснила:
– Не над вами смеются – над ними.
Она вздохнула и завершила разговор:
– Спасибо ещё раз за маму и за чай.
Помолчав, виновато добавила:
– Не обижайтесь, что не смогла умолчать. Я старше вас, родилась здесь и почти состарилась, так что всё про всех знаю. Да и кто, кроме меня, вам глаза откроет? А если и откроют, то могут и Егора выставить в неприглядном виде, хотя он того не заслужил. Ладно, пойду. Скоро светать начнёт. Подумайте над тем, что я сказала. Крепенько подумайте! Уезжать вам с Егором надо подальше от его родных.
***
Заперев за гостьей дверь, Ирина, раздавленная и опустошенная, долго сидела возле тёплой печки. Слишком насыщенными были минувшие сутки: разговор с матерью Егора, подлый удар в спину от Катерины…
Неужели всё, что Ирина узнала от Галины, – чистая правда? Похоже, да. Во всяком случае, насчёт денег.
Ирина слепой не была и, конечно же, видела, что у Егора и в пир и в мир была только итээровская куртка да старая кроличья шапка, а его сестра-студентка одевалась не в пример ей, работающей Ирине. Видеть-то видела, да как-то не придавала этому значения. Было правдой и то, что весной Дарья занимала деньги у Ирины, чтобы купить для дочери кожаную куртку, очень модную в этом сезоне. Ирина, понадеявшись на обещанный скорый возврат долга, тогда почти всю свою месячную зарплату отдала, а сама сидела на воде и хлебе. Хорошо хоть сынишка в садике нормально питался. А долг ведь и впрямь не возвращён по сей день, хотя прошло полгода. Более того, о нём даже не вспоминают. Выходит, не без основания люди смеются, что Вершковы ей отдали Егора за долги? Выходит, правду говорит Галина, что корысть – основа отношения Дарьи и Катерины к ней, к Ирине?
Господи! Стыдно-то как! Почему она раньше всего этого не замечала? Почему даже тот случай со злосчастным подарком для её сынишки прошёл мимо сознания?
Однажды в день получки Егор, не заходя домой, прямо из конторы пришёл к ней. И не с пустыми руками – с шоколадкой и с игрушечным КамАЗом для Кирюши. А через час прибежала его сестра, десятилетняя Раиска, и залпом выпалила:
– Мама приказала немедленно идти домой, а то ты уже по магазинам шастаешь, тратишь деньги незнамо на кого.
Посёлок хоть и большой, но слухи там очень мобильны – весть о «преступном» деянии Егора, самовольно потратившего пару рублей, быстро дошла до его дома. Конечно, вряд ли Раиске было велено говорить то, что она сказала. Наверное, ей наказали просто позвать брата домой. Но ребёнок есть ребёнок, и произнесла она то, что запомнила из услышанного от кого-то из домочадцев. Возможно, даже не от матери. Возможно, это было ассорти из нескольких реплик. Кто знает?
Читать дальше