Валерий Любачевский: Будь ближе к врагу твоему… Психологический детектив

– Но вы же оба «афганцы». Неужели не сошлись на этой почве?

– Да я поначалу попытался с ним сдружиться. Зашел к нему в кабинет с «пузырем». Нет, он выпил со мной, посидел, но, как бы это тебе объяснить: я четко понял, что никакой дружбы, никакого «афганского братства» не будет. Гусь свинье не товарищ! – Ильич невесело усмехнулся. – Да и были мы т а м в разное время и в разных местах. Я закончил службу в Афгане в восемьдесят седьмом, а он – в восемьдесят восьмом. Я был комбатом под Кандагаром, а он – начштаба полка в Герате. Т а м мы с ним никак не пересекались.

– Ясно, а орден у него за что?

– Не знаю. Если бы за конкретное дело, думаю, он бы рассказал. Может, по совокупности служебных заслуг. Там иногда давали штабным на выход. Не знаю…

– А семья?

– Семья у него хорошая. Жена Татьяна – баба небалованная, добрая, и не скажешь, что генеральская дочка. Вот смотри, генерал дочку хорошо воспитал, а из зятя сноб прёт… пёр, хотя, вроде бы, должно было быть наоборот. Танька его очень любила, а вот Петька, похоже, женился на погонах тестя. Нет, – Ильич перехватил вопрошающий взгляд Олега, – внешне все было благопристойно. Они никогда не ругались, во всяком случае, на людях. Но – я не знаю, как объяснить: чувствовалось, что он к ней равнодушен.

– У него кто-то был на стороне?

– Не знаю, мне ничего об этом не известно. Хотя… Ты знаешь, месяц назад я был у Димки Пашкевича на дне рождения дочери. Погуляли, выпили…

– Ну? – нетерпеливо перебил Олег.

– Так вот, стало быть, когда я уходил от Димки, уже ночь была. Я вышел из подъезда, а в соседний подъезд шмыгнул Митрофанов. Я еще подумал: куда он прется ночью?

– И что?

– А ничего. Просто в этом подъезде живет мой ротный – капитан Татаринцев с женой. Я еще тогда удивился: странно, Татаринцев на полигоне, а Митрофанов к нему в гости намылился.

– А почему ты решил, что к Татаринцевым? В подъезде же пятнадцать-двадцать квартир?

– Пятнадцать, вот только из наших там живет только семья Татаринцева.

– Ну и что, может, он к кому-либо другому пошел?

– Тогда я тоже так подумал. А вот теперь прикинул: смотри, Татаринцев недавно получил капитана до срока. За какие такие заслуги? Офицер он посредственный, звезд с неба не хватает. Зато его рота чаще всех выходит на полигон. Митрофанов подшучивал: будем, мол, из твоего ротного делать образцового офицера.

– Что, думаешь, дошутился? – Ильич взглянул на Олега уже довольно осоловевшими глазами. – Да нет, куда ему? Кишка тонка. Олежа, давай еще по одной!

– Нет, – Олег решительно накрыл ладонью свой стакан. – Мне еще пахать.

– Ага, мы пахали – я и трактор. Бросаешь, значит, старого друга на произвол судьбы? – нарочито слезливым тоном заныл Ильич.

– Не на произвол судьбы, а в ласковые руки «пузыря». Вот погоди, заявится на дачу Ольга, она тебе вставит по самое некуда…

– Что?! Да я держу жену вот где! – Ильич сжал кулак и затряс им.

Олег встал, отрезал от истерзанной буханки аккуратный ломоть хлеба, выбрал из миски более или менее приличный кусок колбасы, тонко порезал огурчик и сложил бутерброд.

– Водиле, – пояснил он недоуменно глазеющему на него Ильичу. – Ну, бывай, – Олег обнял друга и пошел к машине.

– Ешь, – сунул он бутерброд водителю. – В отдел.

Водитель молча ответил благодарным кивком.

Ояр Долгоногов сидел в просторном салоне квартиры Митрофановых в мягком кожаном кресле напротив хозяйки. Рядом на диване расположились Венский и Коношонок. Венский задавал вопросы, в Коношонок записывал все в протокол допроса потерпевшего. Островецкий потом вынесет все нужные постановления, а пока можно допросить Митрофанову сразу под протокол. Если нужно будет, Олег ее потом передопросит.

Татьяна была одета в простенький домашний халатик, который постоянно натягивала на соблазнительные круглые коленки. На ее миловидном лице с припухшими от слез глазами застыло недоумение: как же это вдруг такое могло произойти со мной? Кто посмел вторгнуться в мой уютный, спокойный мир?

О гибели мужа ей сообщили несколько часов назад замполит и начштаба полка. Поэтому первая волна истерики миновала Долгоногова с товарищами. Они пришли позже, когда Митрофанова уже немного успокоилась и могла более или менее внятно отвечать на вопросы. Коношонок уже дописывал четвертую страницу, но интересного там было мало. Разве что, когда полковник уходил из дома, то при нем был дорогой кожаный кейс с какими-то бумагами, с которыми он накануне вечером работал в кабинете. Также при нем были бумажник и часы. Точную сумму денег в бумажнике она не знает, а вот часы – «командирские», да не те простые, которые можно купить в любом магазине «Военторга», а дорогие, именные – подарок ее отца. Эти часы выпускались в очень ограниченном количестве как наградные для высшего командного состава. Коношонок тщательно записывал приметы вещей.