Василий Лягоскин: Грозные волны моря Сулавеси. Третья книга о Серой Мышке

– В общем-то мне совершенно безразлично – будет на твоей еврейской физиономии один фингал или два…

Он даже успел поднять руку для пощечины, которую явно испуганная женщина готова была принять с закрытыми глазами. Но до удара дело не дошло – пока. Потому что раньше раздался робкий стук в дверь, к которой капитан и повернулся с недовольным лицом.

– Радиограмма, господин капитан, – перед открывшейся совсем не широко дверью стоял судовой радист, не смевший даже косить глаза в дверной проем, – от флагмана…

Мацумото выдернул листок из руки моряка и впился взглядом в несколько строчек. Потом кивком отпустил радиста; очевидно ответ не требовался. Дверь опять захлопнулась – почти без стука – и капитан, больше для себя, нежели для пленницы сообщил:

– Ну вот, у нас не больше часа. Потом мы догоним флагман и ты перейдешь на него – к своим любимым дикарям. А пока не будем терять времени, крошка.

«Крошка» ответила ему – на чистейшем, без всякого, русского или еврейского, акцента, японском языке:

– Не будем, – и шагнула вперед.

Час времени – это много, это очень много для мастера единоборств. А таких мастеров в каюте было два. И первый – Мацумото, немного насторожившийся – навес все-таки хлесткий удар, целя теперь по дерзким губам. Губы своей иронической улыбки не смахнули. Более того – эта улыбка стала еще шире; она словно провоцировала: «Давай, попробуй еще раз. Только другой рукой». Потому что правая, которой капитан попытался стереть эту ухмылку, цели не достигла; она повисла безжизненной плетью, заполнив половину тела огнем боли. Вторая рука сделала обманное движение, а вперед устремилась, уже совершенно безжалостно, убийственно, правая нога. Никаких: «Кийя!», – в тесной каюте не прозвучало. Мышка, словно нехотя уклоняясь от вытянутой вперед конечности противника, – успела подумать:

– Настырный какой!

В то же мгновение нога как-то надломилась; но не сломалась – она пока нужна была Наталье целой. Теперь Мацумото обожгло нестерпимой болью полностью – от кончика пальцев на ноге, которой он не мог пошевелить, до короткого ежика волос, что тоже пылали невидимым огнем. Об этом – что можно ощущать, как нестерпимо ноют собственные волосы – не говорил даже старый мастер, учивший капитана боевому мастерству и который на вопрос: «Какого же дана достиг почтенный сэнсей?», – лишь таинственно усмехнулся, а потом, скромно потупившись, изрек очередную мудрость:

– Нет предела совершенству…

Сейчас Мацумото вдруг понял, точнее прочувствовал всем нутром, которое тоже полыхало незримым пламенем, что женщина, опять улыбнувшаяся ему совсем не грозно, ближе всех, кого он знал, подошла к этому самому совершенству. А может и достигла его.

Восьмой дан по каратэ-до не помог. Мацумото очнулся уже на собственной кровати. Перед глазами чуть качалось вместе с подлодкой лицо израильтянки, выражавшее лишь спокойное ожидание. Наталья удовлетворенно кивнула – именно в это мгновение капитан и должен был открыть глаза. Его первый порыв тоже был вполне ожидаемым. Мацумото, который теперь не должен был ощущать никакой боли, а лишь необыкновенную легкость в теле, попытался вскочить на ноги, чтобы еще раз обрушить на дерзкую удар, способный снести на пол соперника втрое… Нет – вчетверо крупнее хрупкой израильтянки. Наталья лишь вздохнула. О восьмом дане она ничего не знала, но должен же был этот японец – вполне адекватный на вид – хоть немного понимать, что соперница ему не по зубам. Поэтому ей пришлось теперь пробежаться по нескольким узловым точкам мужского тела – быстро и почти невесомо – как по клавишам фортепиано. Но эффект можно было сравнить с самой грозной из опер – той, где поется о грешниках и муках, что они испытывают в аду. Прежний огонь, что недолго тек в жилах капитана, был ужасным, но вполне терпимым, земным.

Этот же, адский, превзошел все ожидания. Морской офицер сил японской самообороны теперь желал лишь одного – отвечать и отвечать на вопросы скупо улыбавшейся ему женщины.

Улов и на тот раз был совсем небогатым. Капитан Мацумото о катаклизме, что лишил Крупину ее острова, узнал одновременно с ней – на палубе подводной лодки «Касудо». О том, что за сила вызвала эту катастрофу и даже о том, кто мог отдать приказ начать эту операцию, он не знал.

– Но большие, очень большие люди, с самого верха, – капитан поднял глаза к потолку, что для него было сделать совсем просто – он и так лежал лицом кверху, – такие люди, что могли остановить плановые учения сил самообороны… А это, знаете ли, даже императору вряд ли бы удалось.