Александр Барбаросса: Эффект преломления, или парижская история

Ясмина закусила губу в раздумье, но потом ответила:

– Хорошо, я объясню, но обещай, прошу, что сразу после этого ты уйдешь, не говоря ни слова! Хорошо? Обещай!

Это прозвучало настолько трогательно и так по-детски, что Андрею ничего и не оставалось, кроме как обуться и дать ей это обещание. Ясмина следила за его действиями, и когда он выпрямился и пообещал, сказала:

– Я умираю. Болезнь пожирает меня. Не бойся, тебе ничего не угрожает – это не заразно. Мой муж, узнав, что я неизлечимо больна, оставил меня. Тогда я решила, что это несправедливо оставаться одной и лишиться любви из-за болезни и стала продавать свою любовь за деньги. Удивительно, но люди предпочитают платить за любовь, нежели получать ее просто так. На самом деле это я покупала ее за свои танцы. Деньги, как ты понимаешь, всего лишь предлог. Одиночество – вот что по-настоящему страшно! Я решила, что получу перед смертью столько любви, сколько смогу вынести. Мне осталось жить совсем немного. Ты – последний. Теперь тебе известно все. Прощай!

Андрей в ошеломлении выслушал эту короткую исповедь и, повинуясь мгновенному порыву, молча поцеловал девушку в лоб и вышел из квартиры.

Мари в очередной раз заглянула в саквояж. Ей захотелось порисовать, и она стала искать небольшой кожаный тубус, в котором всегда возила с собой бумагу, карандаши и прочие принадлежности. Два года назад этот кофр подарил ей Поль. Тубуса в саквояже не было, и она начала вспоминать как собиралась перед отъездом. Вероятно, в спешке забыла его в квартире. Воспоминания вырисовывались нечетко, как бывает при большом нервном перенапряжении, когда мозг просто отказывается воспроизводить картины, и так доставившие ему немало беспокойства. Во время своего бегства из Парижа Мари старательно гнала от себя мысли о Поле и Робере. Теперь все кончено, и не нужно больше вспоминать об этом. Надо просто забыть, надо заставить себя забыть. Но как? Как стереть из памяти воспоминания нескольких лет?

Пять лет назад Жанна устраивала прием в честь дня рождения Чезаре. Собралась вся богема и высший свет Парижа. Шампанское лилось рекой, искрясь в бокалах под стать сверкающим бриллиантами дамам. Мужчины в черных фраках немного разбавляли этот сияющий поток света, от которого рябило в глазах. Бал можно было назвать квинтэссенцией belle epoque. Скажи сейчас гостям, что это время уйдет безвозвратно всего через несколько лет, рассмеялись бы в лицо. Как можно поверить в такую чушь? Промышленник Рудольф Келлер, давний знакомый Жанны и Чезаре, представил своего сына хозяйке дома. Баварец Келлер женился на француженке и перенес штаб-квартиру своего концерна в Париж. При этом он без конца передвигался по всей Еаропе, но особенно часто бывал в Германии, где владел несколькими крупными сталелитейными заводами. Говорили, что он вхож на самый верх как во Франции, так и в Рейхе, где неоднократно встречался с Гитлером.

Восемнадцатилетний Поль Келлер привлекал к себе взоры многих юных красавиц. Высокий худощавый блондин с волевым подбородком, который он унаследовал от отца, железной рукой управлявшего промышленным концерном, выделялся на фоне сверстников. При этом, будучи единственным наследником империи Рудольфа Келлера, он обладал великолепными манерами без тени чванства, что говорило о хорошем воспитании. Однако, каждому, кто заговаривал с ним, сразу становилось понятно, что молодой человек прекрасно знает себе цену и в будущем, сменив отца у руля, возможно даже превзойдет его в бизнесе. Поздравив Чезаре, Рудольф обратился к сыну:

– Поль, посмотри на этого талантливого, да просто великого художника! Вот автор тех картин, что висят а нас дома! Я счастлив, что могу представить своего сына такому человеку!

Дело в том, что промышленник являлся страстным поклонником таланта Чезаре Бартоломео и коллекционером его картин. Они были знакомы много лет и поддерживали дружеские отношения, но в доме Жанны Рудольф оказался впервые. Он что-то еще говорил, когда, оборвав на полуслове речь, внезапно направился к «итальянскому» портрету маркизы. Постояв перед картиной минуту, он вернулся к Чезаре, который рассказывал Жанне и нескольким гостям историю про какое-то очередное сумасшедшее пари, и восхищенно сказал:

– Чезаре, это твоя лучшая работа!

Художник благодарно поклонился и с любовью взглянул на маркизу. А Рудольф Келлер пригласил полюбоваться картиной Поля. Сын взглянул на портрет и, в противовес восторгу отца, сдержанно согласился: