Вячеслав Репин: Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Роман. Том II

Муж уехал. Мари бродила по дому. Заглянув в детскую, она рассматривала содержимое шкафов. Из детской спустилась вниз и вышла в парк. Здесь всё выглядело ухоженным. Том трудился на улице, видимо, каждый день. Мари невольно подмечала, за что здесь предстоит взяться первым делом, и испытывала неожиданную грусть, оттого что оказалась дома одна и не способна заняться каким-нибудь домашним делом сразу…

За ужином Арсен расспрашивал об Америке, о сыне, о Лоренсе, с которым она виделась перед вылетом из Нью-Йорка, о мельбурнских знакомых. Что-то по-настоящему добродушное в его тоне, чего Мари прежде не замечала, сбивало ее с толку и даже чем-то отпугивало. Это было добродушие не мужа, а скорее старого друга, искренне сожалеющего об эпизодичности встреч, но на большее не претендующего из понимания, что дело не в равнодушии к нему, а в неумолимых законах людских отношений, сообразно которым жизнь рано или поздно разводит людей в разные стороны.

Больше всего Мари удивляло то, как плохо она себя знает. Ей казалось странным, как она могла думать еще недавно о том, что должна во что бы то ни стало изменить свою жизнь. Зачем вообще было уезжать? Нужно ли было мчаться в такую даль, чтобы понять одну простую вещь – что бегать от себя бессмысленно? Казалось вдруг очевидным, что попытки изменить жизнь простыми, общедоступными способами – сменив место жительства, круг общения и даже страну проживания, отказавшись от планов на будущее, от иллюзий… – в корне ничего решить не может. Для этого пришлось бы повернуть вспять время и изменить то, что уже было…

Ей вдруг казалось, что и это возможно. Чем больше она думала о том, каким способом этого добиться, тем сильнее ей хотелось окунуться в прежнюю жизнь, но избегая старых ошибок. Заключались же эти ошибки в безвольном, пассивном, как ей казалось, ожидании от завтрашнего дня чего-то невозможного. В то время как само это понятие – завтра – являлось полнейшей фикцией. Жизнь, чуть ли не по определению, сводилась к настоящему, к реально существующему сейчас, сегодня. Всё зависело от того, способен ли человек жить так, как считает нужным, сразу, сию минуту, не дожидаясь каких-то новых возможностей или поблажек от завтрашнего дня.

Лучше всего начинать с простого – с преобразований в доме. Некоторые изменения в планировке казались неотложными. Пора было сделать отдельный вход в ее спальню из сада, – но об этом она думала и раньше. Обе детские пора было превратить в отдельную квартиру, со своим отдельным входом, чтобы дети, приезжая домой, могли вести свой обычный образ жизни, не окунаясь с порога в семейный быт, от которого, конечно, отвыкали. Мари вдруг всерьез подумала о том, что могла бы помочь мужу провести ревизию финансового положения семьи и, если возникнет необходимость, даже помочь ему привести дела в порядок. Часть недвижимости следовало уже сегодня поделить с детьми. В том случае, если у мужа по-прежнему существовали трудности с наличностью, о чем она недавно слышала от дочери, домашнюю жизнь можно было обустроить на время попроще, экономнее, без прежнего транжирства, которое ей всегда претило. Она могла, в конце концов, серьезнее отнестись к сотрудничеству с журналом, на которое до сих пор смотрела лишь как на возможность оставаться на поверхности, на плаву. Ведь нет ничего проще, чем опуститься от скуки. Дно существовало и у семейной жизни.

Размышляя над своими отношениями с мужем, Мари пыталась сегодня взглянуть на них с другой стороны. Был ли ее брак с Арсеном столь ошибочным? Под каким бы углом она ни пыталась смотреть на вещи, теперь ей представлялось очевидным, что необходимо считаться с непреложным фактом: они прожили вместе двадцать лет, вырастили двоих детей, и если в итоге оказалось, что до конца не научились разбираться друг в друге, то в этом не было ничего невероятного или противоестественного. То же самое происходит со всеми. Просто большинство людей тешат себя иллюзиями. Разве не предоставлен человек самому себе с рождения и до конца дней своих? Почему это казалось понятным и даже приемлемым в молодости, но не теперь? Почему позднее, с приобретением настоящего жизненного опыта, понимание таких простых истин стало требовать столь непомерных усилий над собой? Одна или две случайные авантюры, в конце концов, не стоили того, чтобы перечеркнуть двадцать лет совместной жизни. Добиться в отношениях с мужем равновесия, на чем бы оно ни строилось, казалось Мари необходимым и возможным.