Василина Орлова: Лондонский дневник. Вместо автоэтнографии

Быт , в отличие от бытия , бытию противопоставленный, остается словом непереводимым на английский язык (Светлана Бойм писала об этом в эссе «Советская повседневная культура: оксюморон?» («Soviet Everyday Culture: An Oxymoron?»), а первым заметил, кажется, Бахтин). Каким-то образом быт в российском представлении и практике – родственник повседневности – не то многоногая гидра, с которой нужно бесконечно сражаться, не то не стоящий внимания образ воспроизведения жизни – к последнему, как к проявлению мещанства и мирского, относиться можно разве что свысока. Что можно сказать об англоязычной культуре, в которой быт отсутствует как категория? Легче ли дается повседневная жизнь людям, определенным в своем образе мысли и действия другими лингвистическими идеологиями? Вероятно, нет. Но быт может быть предметом не только бытописательства , к которому также часто относятся свысока, как к некой недолитературе, но и этнографии, внимательной к эфемерным деталям быстро ускользающей жизни. Цель этнографии – показать жизнь в беспримерных подробностях в надежде, что человек способен посмотреть за пределы этнического и этнокультурного, полового и гендерного, расового и классового, возрастного и временного, социального и политического, а, может быть, в конечном счете даже антропоцентрического в себе.

Материальность интерьера – это материальность быта, схватившиеся в виде объектов реалии жизни, портрет живущего в материальной глубине аггломерации предметов человеческого существа, поэтому они так важны. В интерьерах «записано», что считается удобным, важным, нужным, своевременным и современным в той или иной культуре и историческом периоде. Беньямин в «Аркадах» посвятил множество фрагметов интерьерам, но самое интересное, пожалуй – это что интерьер и экстерьер, дом и улица, в некоторых формах «социального пребывания» («community dwelling») совпадают. К примеру, анфилада магазинов, те самые аркады, именно таковы, они и место частной, и публичной жизни. Интерьер частного пространства это место, в котором происходит выстраивание укромной идентичности, не на потребу, а для ежедневного пребывания в мире. Нет неважных вещей в интерьере – обои, книги, пластинки, техника, предметы повседневного пользования, ковры, шторы, объекты с их текстурами, освещение, то трудноопределимое, что называется атмосферой, – это материальные проявления утопии. Имеет ли приоритет общественное или индивидуальное? Потребление или бытие? Уют или утилитарность? Эти и многие другие вопросы решены в интерьерах исторического периода, страны, представителей различных социальных слоев, полов и рас. Токсичные условия жизни непривилигированных – и продуманные до мелочей удобства высших слоев, конструируют аффект «места». Что это значит, находиться где-либо? В некоем месте, которое занимает место, осуществляется в пространстве? Это значит находиться в окружении предметов, несущих на себе следы: написанные на них истории приобретения, ценность, рыночную и сентиментальную, дату и распознаваемую для специалистов географическую локацию их производства, и так далее. Миллиард характеристик окружающего вещного мира, которые предъявляют себя без предъявления, не отчетливым для нас образом, спонтанно.