Денис Драгунский: Почти родственники

Но вообще с тостами какая-то неразбериха.

Одни считают чоканье нелепым гусарским пережитком. Другие уверены, что не чокаются только на поминках или если хотят выпить за чью-то память.

Одни произносят тосты наперебой. «За именинника! За супругу именинника! За родителей именинника! За детей именинника! За успехи именинника!»

Еще хуже, когда за столом настырный тамада: «У всех налито? Прошу всех налить! Слово предоставляется… Приготовиться…»

Другие считают витиеватые или приподнятые тосты – мещанством.

А многозначительно-назидательные – хамством. Что, кстати, правильно.

Поэтому выражаются лаконично: «Поехали! Ну, будь-будь. Давай еще. Так, за что пьем? За все хорошее. Ура. Хорошо пошла. Наливай, не дрожи бутыль… И-и-и-эх-х-х! Хороша, мать, но слаба… Как-то я ее не понял, давай еще по разику. Ну, привет! – И вдруг неожиданно: – В глаза смотреть надо, когда чокаешься!»

Это, кстати, важное правило.

Гораздо важнее, чем подхалимское стремление уважительно чокнуться – то есть тюкнуть по низу стопки (или даже по ножке рюмки) старшего, начальника, знаменитости.

С дамами тоже не надо чокаться таким манером.

И тем более не надо, произнося романтическую речь в честь одной из присутствующих красавиц, ставить стопку на ладонь, а самому становиться на одно колено. Это явный перебор. Хотя некоторые любят. Особенно в конце застолья.

Раньше тост за дорогих гостей означал конец вечера. А ему предшествовал за хозяев дома . Сейчас этих правил нет и никто толком не знает, за кого и за что надо пить сначала, за что и за кого – потом.

Время, когда формировались наши желания, было скверным во многих смыслах. Очень скверным было отношение к женщине. И особенно – к матерям-одиночкам и разведенкам с ребенком .

Это была тяжелая социальная стигма, в которой смешивались ненависть, презрение и жалость. Женская ненависть к гулящей, которая может переманить или просто соблазнить мужа, презрение к неумехе в житейских делах, жалость к одинокой беднячке.

Плюс к тому – мужское представление о сексуальной доступности таких женщин. Все в одном наборе.

Мало этого. Мать-одиночка в свидетельстве о рождении ребенка в графе «отец» обязана была ставить прочерк. То есть на дитя любви ставилось официальное клеймо безотцовщины. И все эти беды – из-за того, что родила от Ивана Ветрова , как говорилось в народе.

А с другой стороны, общество, столь жестоко каравшее мать-одиночку и разведенку с ребенком, не собиралось жалеть и вышеуказанного Ивана Ветрова.

Поиск, изобличение и наказание «алиментщиков», а также многоженцев, брачных аферистов и просто донжуанов в 1960-е годы стали общенародной кампанией (возможно, взамен прежней охоты на вредителей и прочих врагов народа). Название самого знаменитого газетного фельетона про это – «Порхающий подлец» – говорит само за себя.

С третьей стороны, если поиск «алиментщиков» был национальной охотой, то уклонение от уплаты алиментов стало своего рода национальным спортом – как в рыночную эпоху уклонение от уплаты налогов. «Алиментщик» (то есть уклоняющийся от уплаты алиментов) звучало как «разбойник» – пусть не очень благородный, но…

Но разбойникам почему-то всегда сочувствуют.

У Ивана Ивановича и Марьи Петровны родился ребенок.

Иван Иванович сделал ребенка Марье Петровне.

Почувствуйте разницу.

Сделать ребенка – это жестокое преступление. «Порхающий подлец» и все такое.

Другое дело – в браке.

Но и в браке ребенок – это победа мужчины над женщиной.

Так нам казалось в наши подростковые годы.

Наши ровесницы, как это всегда бывает в 13–15 лет, взрослели раньше нас. Поэтому, наверное, мы неосознанно мечтали сделать ребенка гордой красавице. Хотя вслух мы постоянно обсуждали опасности полового акта: « А вдруг она залетит? А вдруг будет ребенок? »

Хотелось доказать ровесницам свою полноценность, обуздать презрение расцветающих юных женщин к прыщавым и нелепым ровесникам-подросткам.

А может быть, мы завидовали девушкам, потому что они общались с взрослыми парнями? Может, в этом все дело? Они отбивали у нас взрослых друзей! Парней с гитарами, мотоциклами, пустыми квартирами, пока предки на даче, – и с поездками на пустую дачу в прохладное октябрьское воскресенье…

Так или иначе, но мы хотели укротить женщину. Единственным надежным способом.