Елена Чижова: Планета грибов

Он смотрит зачарованно: сосна упала в двух шагах.

Впереди, за кустами, мелькает что-то пестрое. Перемогая запоздалый ужас, он идет напрямик, не разбирая дороги: кто бы ни был, все-таки – человек. Можно поделиться радостью, сказать: только что упало дерево, чуть не прибило, не знаю, как и спасся.

Старуха сидит на корточках к нему спиной. Цветной платок – что-то белое с красным, углы топорщатся как заячьи уши. Она поворачивает голову. Издалека доносится птичий крик – резкий, как уханье совы.

«Да какая сова!.. Откуда?..»

Кряхтя и держась за спину, старуха встает, подтирается юбкой. Только теперь заметил: пень. Трухлявый, окиданный грибами: коричневые шляпки в желтоватых дрыздочках. Она собирает, складывает в лукошко.

«С ума, что ли, сошла… Это же… Нет, надо сказать».

– Послушайте, это – поганки. Вы отравитесь…

Старуха поднимает голову, загораживается ладонью от солнца:

– Иди, иди, – ворчит недовольно. – Сам ты поганка.

Конечно, надо уважать старость, но эта ведьма позволяет себе слишком много. Будто она – хозяйка леса. Вспомнил: та самая, с котом. Вчера была без платка. Сегодня покрыла голову, спрятала седые патлы.

– На поляне был? – Спрашивает, как ни в чем не бывало. Будто и не нахамила. – Не был, так сходи. Точно инопланетяне. Я и по телевизору видела. Когда садятся, траву приминают. Улетят, а круги остаются. Ровные. Думала, ну ладно траву. Дак, оказывается, еще и березы. Видно, тарелка у них огромная. Хорошо хоть лес выбрали. А ведь могли и на дома.

«Инопланетяне… Круги… Сущее безумие». – Он поворачивается, собираясь вернуться на тропинку. Снова кружится голова.

Старуха окликает:

– Туда иди. Там-то не пройдешь, завалило, – тычет пальцем.

Он идет, не ведая: зачем? Будто повинуясь старушечьей воле. Со стороны березовой поляны доносится вой пилы. С каждым шагом пила голосит все громче. Перейдя дорогу, ведущую к линии Маннергейма, он останавливается, выглядывая из-за куста. На поляне, заваленной беловатыми стволами, работают мужики. Один пилит, другой собирает чурки, подтаскивает к прицепу. Парень лет пятнадцати обламывает березовые ветки, пихает в мешок. Не отвлекаясь от дела, мужики поглядывают в его сторону – бросают косые взгляды. Будто он – нежелательный свидетель или незваный гость, отрывающий хозяев от важных дел.

Глаза обегают поляну: там, где еще вчера росли березы, за которые садилось солнце, зияет пустота. Спеша воспользоваться плодами урагана, пила заходится в отвратительном вое. Он смотрит в небо: солнце, как же оно будет садиться, уходить за голую землю?

Мужики о чем-то переговариваются. Он не слышит. Только шевеленье губ. Вой, изнуряющий душу, смолкает.

– Вам чего? – мужик постарше оборачивается, но как-то криво, не разгибая спины. Глаза не то чтобы враждебные – настороженные. Парень, который возится с ветками, опускает мешок.

– Просто хожу, смотрю.

По тому, как ему не ответили , понял: лучше уйти. Убраться подобру-поздорову.

Уже ничему не удивляясь, вышел из леса – у самого крайнего дома. Свернул в пустую улицу.

– Ну чего, завалило тебя? – Старуха с корзинкой выходит из леса.

Он думает: да провались ты пропадом!

Все-таки кивает через силу.

– А ведь я говорила, – она ставит корзинку. – Царствие небесное родителям-то твоим. Не берите у ручья. Плохой участок, опасный. Елки одни. Дак все же умные. Думают, не из того места родились, – усмехнулась, обтерла морщинистые губы, похожие на куриную гузку – вот-вот вылезет яйцо. – Ну, и чего делать будешь?

Он смотрит в ее глаза. Там стоит что-то темное – влечет и завораживает, как болото, за которым никогда не был. Оглядев полную корзинку, думает: «Мне-то какое дело? Хочет травиться – пусть…»

– Бригада приедет. Скоро.

– Брига-ада? – старуха оглядывается, будто бригада, которую он упомянул, должна выйти из леса. – Она, что ли, вызвала? – куриная гузка сморщилась еще больше – теперь не пролезет и горошина, не то что яйцо.

Он кивнул молча, не вдаваясь в подробности, стараясь не глядеть в болотную бездну, поросшую ресницами – жидкими, как всё, что растет на болоте: хоть трава, хоть дерево, хоть гриб. Но все-таки удивляясь: откуда она узнала? Ведьма и есть ведьма. Поганками питается.

– Вот-вот, – старуха пихнула ногой корзинку. – Я и гляжу. Всем наобещала. А сама подписи наши выцыганила и – фьють… Ты-то подписал? Ага, вот и я тоже. Учит меня жизнь, учит: не верь, не верь – да где там! – так, видать, дурой и помру. Ты тоже – не думай, не мечтай. Оба в дураках останемся, – сняла платок – пригладить седые патлы. – А эти всё пилят! Кому горе, а кому прибыток. Тебе вот, гляжу, горе. Ладно, хоть опятами разжилась, – бросает взгляд на корзинку. – Мои-то не едут, сама буду есть.