Гасан Сеидбейли II: 13 (сборник)

Это – мой день, самый счастливый в жизни, хотя и датирован несчастливым, «тринадцатым» числом. Н это всё предрассудки. Главное не эмоции, а факты, череда волнующих судьбоносных фактов.

Говорят мой дом – моя крепость! Чушь! Мой дом – это мой офис, следовательно, мой офис – это и есть моя крепость! Сегодня по приходу на работу я был приглашён в кабинет к шефу. Он поздравил меня с успешной сделкой, благодаря которой наш отдел вышел на первое место по количеству заключенных договоров, и, выждав многозначительную паузу, сообщил о назначение меня на новую должность. В такие моменты жизни человек вдруг осознаёт ради чего жил, живёт и будет жить. Я поблагодарил Бога, в которого никогда не верил («Религия – лучшая реклама!» © Пелевин), и отправился в кассу, что бы получить подъёмные и ключи от моей персональной машины с халявным бензином.

Мне нравиться шастать по магазинам. Это одно из моих любимых занятий. Это когда бумажник распирает от наличных и глаза разбегаются от обилия товаров, а душа радуется от вежливости продавцов, которые желают услышать от тебя лишь одну фразу: «Сдачи не надо», и ты понимаешь что счастье не в деньгах, а в их количестве. Потом я отправился отмечать очередной пройденный level в своей жизни. Набрав полную машину друзей, мы махнули в один из самых дорогих клубов, с заранее заказанными VIP-местами. Я не буду рассказывать что там было, дабы не вызвать у тебя дорогой читатель ненужных эмоций, а у меня желания туда вернуться. В три часа ночи, когда мы допили третью бутылку чего-то алкогольного за 400 €, ко мне пристроились представительницы женского пола. Я подумал что у меня двоится в глазах, так как передо мной стояли две совершенно одинаковые, длинноногие девушки, и только спустя минуту я понял что это был завершающий подарок уходящего дня – сестры-близняшки божественной красоты. Что я могу сказать в завершение? Ровным счётом ничего, если не считать близняшек ждущих меня в спальне.

Утро. Один глаз открыт, второй – в процессе. Печень вроде ещё при мне, да и голова более или менее варит, а как же сестрички? Поначалу даже мелькнула мысль: а были ли они вообще? Но найденное в ванной послание, написанное губной помадой на зеркале, развеяло все сомнения.

Сегодня был ответственный день, но это не остановило меня от желания поспать ещё. Хотя в 5 часов я должен был выступать на заседание компании, на котором будут присутствовать все эти придурки из высшего руководства.

С самого начала заседания я ловил на себе взгляды со всех сторон и не мог понять в чём дело. Минут через пятнадцать, когда все, кроме меня нахихикались, человек, который находился ближе всего ко мне, а это был директор корпорации, намекнул мне про мою расстегнутую ширинку. Что бы хоть как-то загладить свою вину, я решил налить ему кофе. Подойдя к автомату и набрав два стаканчика горячего напитка, я направился к своему благодетелю. Кто же знал, что там проходил шнур от телефона? Я споткнулся и пролил весь кофе на – правильно – на шефа.

Представьте, как бы удивились дядечки из «Союзмультфильма», увидев на экране не Винни-Пуха, мирно поедающего мёд, а Микки Мауса, забивающего косячок с татуировкой на груди «Ленин всегда живой!». Приблизительно так же был ошарашен я, когда ко мне в дверь постучал офицер полиции. Меня обвиняли по двум статьям: за изнасилование и совращение малолетних! Потерпевшими оказались две мои недавние знакомые – близняшки. Как подтвердила судмедэкспертиза, на их телах были найдены какие-то следы и всё такое (видимо, не обошлось без знакомых).

Одиночная камера. Место где я пожелал что б всего этого не было. Я не страдал какими-либо фобиями, но здесь мне было трудно дышать, казалось, что вот-вот меня размажут стены или придавит потолок, очень не хотелось оставаться здесь на всю ночь.

Суд был назначен на сегодня. Ужасало другое, адвоката мне предоставила компания. Значит, директор был в курсе дела. Неизгладимое пятно на моей репутации. Малолетние стервы! Кто же знал, что им нет и семнадцати?

Зал суда больше смахивал на съёмочную площадку дешевого малобюджетного фильма, сценарий к которому был написан каким-нибудь третьесортным писателем. Две бедные близняшечки под чёрными вуалями сидят, сжимая в руках мокрые от слёз платочки. Бедняжки, они так расстроены. Судья смотрит на меня так, как будто я тот, кто провёл ночь с его женой, а потом пошёл и убил Кеннеди. Одним словом, ничего хорошего ожидать не следовало, но, как говориться, надежда умирает последней.