Александр Проханов - Русский

Он достал телефон и, не веря в удачу, набрал номер Нинон. И вдруг телефон откликнулся гудками, и голос, узнаваемый, родной, любимый, отозвался:

– Я слушаю вас.

От изумления и счастья Серж не мог вымолвить ни слова, и голос, поощряя его, повторил:

– Я вас слушаю.

В этом голосе были все драгоценные и любимые интонации – тихого смеха, застенчивого обожания, вкрадчивого смирения, – которые так волновали Сержа. Но он успел уловить какую-то новую, целлулоидную ноту, делавшую эти драгоценные, принадлежащие только ему интонации достоянием всех.

– Нинон, это я, Серж.

Теперь замолчала трубка, и Серж испугался, что любимый голос пропадет, канет навсегда в туманном гигантском городе, что он пригрезился ему среди миражей.

– Это я, Серж! – закричал он.

– Серж, как ты меня нашел?

– Искал тебя дни и ночи – и нашел. Я еду к тебе. Как мне тебя найти?

Опять молчание. И голос ее, потускневший, притихший, с чуть слышным испуганным дыханием, произнес:

– Тебе трудно будет меня увидеть. Там охрана, контроль посетителей.

– Плевать на контроль.

Она снова помедлила и сказала:

– При входе скажи охранникам, что ты друг Жана Вертье. И идешь по его рекомендации к Лауре. Это мое имя.

– Говори, куда я должен приехать.

Она назвала адрес дома в Казачьем переулке, у Полянки, и Серж, понимая, что случилось преображение, и злые чары рассеиваются, и опять в расколдованном мире зазвучал любимый голос, погнал такси навстречу своей ненаглядной.

Дом по указанному адресу был трехэтажным особняком, в котором старина совмещалась с кристаллическими структурами, окружавшими стеклянным блеском ампирные балконы и барельефы. Несколько дорогих машин были припаркованы рядом. Виднелись дремлющие водители. Входная дверь была заперта, камеры слежения нацелили черные глазки´, металлическая кнопка была к услугам тех, кто желал войти.

Серж нажал кнопку, и его сквозь стену спросили, что ему нужно.

– Я от Жана Вертье.

Его впустили. Два охранника с гранеными лицами боксеров смотрели на него ледяными глазами, словно выбирали, куда бы ударить. Распорядитель, пухлый, с лицом евнуха, спросил:

– Чего изволите? – И маслянистые глаза его моментально осмотрели Сержа, выставляя оценку его модному пальто, дорогой обуви, изысканной бородке и тому небрежному всплеску руки, которым Серж смахнул с рукава несколько упавших капель.

– Я друг месье Вертье, и он порекомендовал мне нанести визит несравненной Лауре. – Серж произнес это небрежно-веселым тоном баловня, богача и завсегдатая закрытых эротических салонов.

– У месье Вертье превосходный вкус, – ответил распорядитель, медля и вопрошающе глядя на Сержа.

Серж вынул из кармана несколько зеленых купюр и сунул распорядителю так, словно тот оказывал ему одолжение, освобождая от бремени.

– Прошу вас, – пропустил его вперед распорядитель, ведя на второй этаж и останавливаясь перед дверью с цифрой 4. – Если вы захотите заказать ужин, его принесут в кабинет.

Распорядитель мягко отступил. Серж постучал, услышал: «Войдите!» – и вошел.

Его ослепил блеск зеркал. Зеркальными были стены, потолок, трюмо причудливо отражало золоченые канделябры, огромную, под шелковым покрывалом кровать. Все это повторялось многократно, удалялось во все стороны, в бесконечность. И среди блеска разлетающейся галактики стояла Нинон, в бесчисленных, порождающих безумие отражениях. Серж ошеломленно замер, не зная, где она подлинная, доступная, вновь обретенная, а где мнимая, ускользающая, созданная из стекла и блеска, улетающая от него со скоростью света.

Она стояла и улыбалась. На ней был легкий халатик, не закрывавший колен, не застегнутый, так что виднелись грудь, открытый живот, золотистый пушок лобка. На ней были туфли на стеклянных каблуках, из которых выглядывали пальцы с розовым педикюром. Ее волосы были коротко подстрижены, отливали голубоватым серебром, и в них исчезла та пепельная туманная тайна, которая так волновала его. Глаза почти не изменились, все с тем же пленительным зеленым отливом, лишь стали чуть холодней, не излучали, а отражали свет. Кожа стала белей, в ней появилась мраморная ясность и чистота, но исчезло таинственное сияние, которое исходило от нее в темноте, когда Серж просыпался и любовался ее близким лицом.

В комнате стоял чуть слышный аромат дорогих духов, и сквозь это благоухание едва просачивался тот больной плотский запах, который так испугал его в апартаментах Анжелы.