Елена Стяжкина: Один талант

Так и где, по-вашему, видано, чтобы судьба фотографировалась? Или чтобы памятник ей, судьбе?

Сергей Андреевич просился на родину так, что отец, хотя и требовал объяснений, был все же вынужден уступить.

В Австрии, где выстроен был дом, Сергея Андреевича не любили, как не любили в Британии, где он немного поучился, но не захотел остаться. Его так много где не любили, что отец советовал жить на Кипре – среди своих. Но жить на Кипре означало признать поражение. Поэтому Сергей Андреевич мучился в доме под Веной, мучил жену и двоих детей, которые так плохо понимали по-русски, что хотели сниматься в сериале про освобождение родины от немецко-фашистских захватчиков в роли врагов.

Все возрасты мужского акме, в момент которого нужно было что-то сделать и умереть, Сергей Андреевич пережил в унынии и скуке. Он не завоевал мир, не сочинил музыку, не написал конституцию. Почти смирившись с дамским «в сорок лет жизнь только начинается», он прождал еще два года, но и они не принесли никаких изменений.

Отец на родине, да, стал богаче. А Сергей Андреевич только дежурно проконтролировал легализацию значительной части семейных доходов. Австрияки любили их деньги, но по-прежнему не хотели любить их самих.

В отместку Сергей Андреевич целый год думал о Китае. Жена пересказывала ему выдержки из истории династии Цинь, и династии Мин, и Ляо, и Хань… Теперь она перелопачивала Интернет не только в поисках партнеров по покеру, но и в поисках смысла истории Срединного царства.

Лао-цзы и Конфуций в пересказах жены потрясли Сергея Андреевича.

«Нет беды тяжелее незнания удовлетворения», – сказал кто-то из них. И мысль эта проняла до слез.

«Я хочу вернуться. И в этом решении я тверд», – заявил Сергей Андреевич отцу. И тот, тяжело вздохнув, согласился: «Может быть, ты и прав… Когда-нибудь ты станешь мне заменой…»

Княжество, в котором отец Сергея Андреевича вассалил вот уже двадцать лет, обладало удивительным свойством. Оно катилось в пропасть шумно, азартно и всегда по какой-то неожиданной траектории. В пути княжество умудрялось еще угрожать, причитать и смеяться. А пьянствовало так, что пропасть, от греха подальше, сама отступала, а иногда неожиданно разверзалась в далеких приличных местах, где никто никуда катиться не собирался.

Рано или поздно княжество должно было кануть. И отец Сергея Андреевича – Вечный Визирь – не переставал удивляться собственным успехам, за которые два раза в год обычно получал ордена.

В вотчину Сергею Андреевичу выделили высший учебно-академический институт. Отец его рассудил, что дважды убить умершее нельзя, а хоронить-мавзолеить можно долго. Были бы деньги.

В первый месяц Сергей Андреевич привыкал к новой жизни: жмурился. Широко открытыми глазами он глядел только на пентхаус, лифт и автомобиль, садясь в который тотчас же закрывал глаза… Снова видеть, несмотря на неприятное жжение в глазах, начинал только на месте службы.

«Голос истины противен слуху». Вид ее тоже был довольно противным: бедным, тусклым и не склонным к любви.

Люди, доставшиеся Сергею Андреевичу, не вызывали приятных чувств и не откликались на проводимые им реформы. Они противились борьбе с голубями и не желали начинать день с молитвы о ниспослании командного духа. Именно голуби, а не воробьи, как у Мао Цзэдуна, между тем были настоящей проблемой. Они важно ходили по площади, сидели на ступеньках, попрошайничали и ели с рук, шумели и гадили. В том числе на личные автомобили руководства княжеством.

Будучи человеком европейским, Сергей Андреевич предложил голубей стерилизовать. Биологический факультет должен был обеспечить процесс: создать вакцину. А если вакцина не получится, то подготовить в аудиториях операционные… Философский факультет взялся за пиар-сопровождение акции. Химикам было тайно поручено приготовить яд, который не сможет обнаружить никакая судебная экспертиза. Остальные факультеты разбивались на отряды по отлову и передержке птиц в комнатах и подсобных помещениях студенческих общежитий.

Когда дело завертелось, а его первые этапы были освещены в печати и показаны по телевидению, свой протест заявили церковь и коммунистическая партия.

«Меня кто-то подставил, – сказал Сергей Андреевич жене. – Меня кто-то подставил, но пока не могу понять кто».

«Олень или лошадь, – таинственно улыбнулась жена. – Олень или лошадь. Притча династии Цинь. Тот, кто согласится признать в олене лошадь, – твой, верный. Остальных можно будет казнить».