Катрин Панколь: Гортензия в маленьком черном платье

Она верила в непобедимую любовь.

До рождения Калипсо.

Она неожиданно разрыдалась.

Как же это было давно!

А она-то думала, что все забыла.

– Ну что с тобой такое, amore ? Ты несчастлива со мной? Ты больше не любишь моего маленького дружка? Есть у тебя кампари, скажи-ка наконец? Ох, как хочется стаканчик кампари.

– Римляне писали на листах папируса. Они склеивали из листьев длинную ленту, которую скручивали потом в свиток. Читать свиток было неудобно, а использовать как источник еще неудобнее: иногда его нужно было развернуть целиком, чтобы найти где-то в конце нужную информацию. Кроме того, сама природа материала делала затруднительным создание иллюстраций, и писать на нем можно было только с одной стороны.

Жозефина стояла перед студентами, говорила и одновременно раздавала бумажки с распечатанным списком подходящей литературы, которую можно использовать для написания курсовой работы.

– Вы можете найти много полезных сведений по теме нынешнего курса и даже больше в замечательной книге Кьяры Фругони «Средние века перед глазами» издательства «Бель-летр». Все получили листочки со списком литературы?

Студенты закивали.

– Ну тогда вернемся к тексту мадам Фругони. В Средние века были открыты еще два материала, которые можно использовать для письма: пергамент, основой которого служила чаще всего козья и телячья кожа, и бумага, производимая на основе тряпок, но она получила распространение только в конце двенадцатого века. Чтобы сделать пергамент, кожу животных подвергали целому ряду разнообразных обработок, в результате чего она становилась мягкой, гладкой и тонкой. Кожу затем нарезали на листы, а листы сшивали в тетради, которые, в свою очередь, собирали между собой, для сохранности заключали в твердую обложку, и получалась рукопись – практически эквивалент современной книги. Пергамент позволял писать на обеих сторонах листа, даже учитывая, что та сторона, на которой изначально росла шерсть, оставалась более шероховатой и темной.

Один из студентов в глубине зала хихикнул: его рассмешила мысль о том, что люди писали на шероховатой и темной коже теленка.

– А скажите, пожалуйста, нужно было убить много животных, чтобы напечатать, например, экземпляр Библии?

– Очень много. Практически целое стадо. Именно поэтому книги стоили так дорого и предназначались для элиты. Кроме того, они были написаны исключительно по-латыни.

– А чем пользовались обычные люди для повседневных нужд?

– Чтобы что-то быстро записать, для черновиков, записей лекций в университете, для любовных стихотворений использовали восковые таблички. Их уже применяли в Античности. Известно также, например, что Карл Великий пользовался ими, чтобы научиться писать. Хотя успеха добился небольшого.

– Карл Великий был двоечником? – с радостным видом спросил Жереми.

Перед лекцией они встретились с Жозефиной в кафетерии. Жозефина попросила помочь ей в одном деле. Оно касалось той беседы, которая у нее была с Гортензией.

И идея, конечно, принадлежала Гортензии.

Гортензия позвонила матери, чтобы рассказать о вчерашнем концерте, голос у нее был такой, как в былые времена, – звонкий, готовый к диалогу, понимающий. Жозефина сказала себе: «Я могу с ней поговорить, она выслушает меня, не оттолкнет».

– Все отлично, мамуль! Вчера во время ужина Елена анонсировала наш совместный проект перед всеми гостями. Я так взбудоражена. Я скоро приеду в Париж. Мне понадобится….

Далее следовал длинный список того, что ей понадобится. Прежде всего нужно предоставить ей место для работы. Много места. Она хотела бы назад свою комнату, а может ли она еще использовать гостиную, чтобы переделать ее в мастерскую? «Ты не против, тебя это устраивает?» Она тарахтела в трубку: «Ой, вот увидишь, мам, вот увидишь, держись крепче, за мной будет не угнаться. На старт, внимание, ма-а-арш! Буду работать все лето, я уже договорилась о встрече с Жан-Жаком Пикаром, я так счастлива, так счастлива…»

– А кто это? – поинтересовалась Жозефина.

– Ну я же тебе уже говорила! Это человек, который способствовал продвижению самых модных марок одежды. Он примет меня, меня, Гортензию Кортес, ты представляешь, мама, и, бим-бам-бум, я понесусь на гребне успеха.

– А тебе не страшно? Нисколечки?

– А вот и ни капельки! Пустое это!

– Ты великолепна, дорогая!

– У тебя, мамуль, как жизнь? Тебя не достает больше этот зомби, который за тобой ходил?