Рашид Нагиев: Он, Она и Море. Три новеллы о любви

– Прочитал, – ответил я. – Знаешь, мне показалось, что твои герои напрочь лишены чувства юмора.

– Какой юмор? Это фильм о высокой любви, которая помогает молодым супругам в трудные минуты жизни. Сегодня вечером начнём снимать кульминационную сцену всего фильма. От тебя требуется контрастным освещением усилить напряжённость момента.

Мы начали снимать, когда Солнце скрылось за горизонтом, и фиолетовые сумерки опустились на город. В кадре на фоне плакучих ив городского парка, где по сценарию происходило действие, стояли два актёра – он и она. Она в коротенькой чёрной юбке, сапожках и потрёпанном свитере. Он, молодой муж по роли, в поношенном сером костюме.

– Как только начнут говорить текст, переведи фокус на актрису, – предупредил я стоящего рядом ассистента. Тот понимающе кивнул.

– Порепетируем ещё или снимем? – обратился к актёрам Гена. Он сидел на стуле с мрачным лицом инквизитора.

– Давайте снимать, – ответили актёры.

– Тихо на площадке! – крикнул Гена, – хлопушку в кадр. Мотор.

Я запустил камеру.

– Кадр сорок семь, дубль один, – объявила помощница режиссёра и, хлопнув дощечками, вышла из кадра.

– Ну не могу, не могу я родить, – запричитала по роли актриса, – врач сказал, что у меня никогда не будет ребёнка. Не люби меня, иди к другой, только не пей.

– Успокойся, прошу тебя… – начал было актёр.

– Стоп! – поморщившись, остановил его Гена. – Зачем ты её успокаиваешь? Она совершенно спокойна. Говорит о своём горе, будто рассказывает о моде будущего сезона. Даже обычной грусти в глазах нет. Я устал объяснять одно и то же. Актриса стояла у ивы в нелепой позе провинившейся ученицы. Её щёки заметно порозовели.

– Я постараюсь, – виновато произнесла она.

– Ну, что ж попытаемся ещё раз, – сказал Гена. – Приготовились. Мотор.

– Кадр сорок семь, дубль два.

– Ну не могу, не могу я родить. Врач сказал, что у меня никогда не будет ребёнка. Не люби меня…

– Стоп! – режиссёр резко встал на ноги. – Понимаешь, Валентина, я могу приказать гримёру, и тебе нарисуют глицериновые слёзы. Но слёзы не могут идти из пустых, ничего не выражающих глаз.

Актриса молчала, но ей, несомненно, хотелось провалиться сквозь землю. И тут её более опытный коллега решил помочь неудачливой партнёрше. Он изобразил на лице невыносимое страдание в стиле актёров немого кино и произнёс трагическим тоном:

– Ну не могу, не могу я родить. Врач сказал, что у меня никогда не будет ребёнка…

Я спрятал голову за кинокамеру, чтобы скрыть невольную улыбку.

– Вот, вот что нужно! Слышала, Валентина? – оживился режиссёр. – Я верю его словам, верю, что он не может родить.

– Конечно, он же мужчина, – робко возразила актриса.

– А ты, чёрт побери, бесплодная женщина. Понятно теперь?

Мне стало не по себе от такой откровенной грубости. К тому же сквозь объектив камеры я хорошо видел необычайно выразительные глаза актрисы, и работала она убедительно и естественно, без фальшивого надрыва, с чувством меры. Странно, что Гена не понимал этого.

Вдруг все осветительные приборы разом погасли. Ночная темнота мгновенно опустилась на съёмочную площадку.

– Свет долго горел, дизель перегрелся, – сообщил бригадир осветителей.

– Где продюсер? Я напишу докладную, – возмутился режиссёр, – этот дизель и Валентина загубят мне картину.

Я взял его за плечо и слегка надавил:

– Угомонись и не травмируй окружающих.

Минуту мы молча смотрели друг на друга.

– Хорошо. Оставим эту сцену на потом. Все свободны, – спокойно объявил Гена.

Неожиданно в темноте по всему парку, то там, то тут – на людях, на деревьях, на траве замелькали голубые «зайчики», словно где-то включили волшебную лампу. Я огляделся и в глубине парка заметил Сергея. Он шёл по аллее в сторону съёмочной площадки. В руках у него был небольшой букет из голубых тюльпанов. Цветы светились, но не дежурным светом вольфрама помещённого в вакуум, а ласковым сиянием абсолютной любви того, кто нашёл и принёс эти цветы сюда. На это редкое свечение, согревающее душу, хотелось смотреть и смотреть. Нет никого совершеннее женщины, но только мужчина, при всех своих недостатках, способен понять, увидеть, полюбить и подарить ей волшебное сияние цветов, пусть даже рискуя жизнью.

Вся съёмочная группа замерла, когда Сергей преподнёс свой букет золотоволосой красавице в белом.

– Спасибо, – сказала она. – Какие необычные цветы! А как твоя рука?

– Уже не болит, – ответил парень.