Агата Коломбье Ошбер: Этот прекрасный принц – такой дурак!

Милая, это я. Я свободен завтра вечером, хочешь, поужинаем вместе? Мне надо попросить тебя кое о чем. Перезвони мне.

Отец никак не привыкнет к мысли, что я половину недели одна. Сколько я ни твержу ему, что меня это устраивает, он все равно беспокоится. Боюсь даже представить, что было бы, будь я не замужем. Он только в последние годы стал таким, а раньше был просто втайне сентиментален. Но после ухода мамы он хочет заменить ее на всех фронтах и пытается стать матерью-наседкой, какой она никогда не была.

Завтра вечером мы встречаемся у бабушки, чтобы провести с ней немного времени перед выходом в ресторан.

Раньше мы попросили бы ее приготовить нам что-нибудь вкусненькое на ужин, но она стареет, моя бабуля, и мы не хотим ее утомлять. Альцгеймер тут как тут, и она меняется с каждым месяцем. За ней теперь присматривает сиделка, чего она, разумеется, терпеть не может и по мере возможности старается ни о чем ее не просить, а то и откровенно игнорирует.

Придя, я застаю ее, как всегда, за вязанием. Это единственная деятельность, в достаточной степени механическая, которая еще ей по силам. Она вяжет одеяла, весьма оригинальные, потому что уже забывает делать углы. Ее одеяла – круглые.

Круглое одеяло – не самая удобная вещь, надо не шевелиться, чтобы оно прикрывало ноги, а это, конечно же, невозможно. Каждую ночь я просыпаюсь оттого, что мерзнут не только ноги, но и все остальное: по непонятной мне причине одеяло соскальзывает и падает на пол. Я поднимаю его и каждый раз обещаю себе заменить, но, естественно, не могу на это решиться.

Во всяком случае, первые три дня недели. В четверг я убираю то, что Венсан называет моим «большим шерстяным блином», в шкаф и застилаю нашу кровать красивым стеганым одеялом.

– Давненько ты не представляла мне жениха.

– Правда, бабуля, потому что я замужем.

– Не тяни слишком долго, не то я совсем состарюсь, а я хочу еще потанцевать! И купить себе желтое платье. На твоей свадьбе я буду в желтом.

Внешне мы совершенно разные. Она – настоящая русская крестьянка: маленькая, коренастая, светловолосая, с голубыми глазами, которые кажутся выцветшими, до того они светлые.

Но с раннего детства мне спускали все шалости, потому что в момент наказания бабушка всегда говорила: «Оставьте! Она – вылитая я». И этот ее славянский акцент, который я так люблю. Когда бабуля познакомилась с Венсаном, парижанином до мозга костей, она воскликнула в простоте душевной: «Я обожаю ваш акцент!» И показала ему все альбомы с семейными фотографиями. Он был очень вежлив с ней и очень терпелив, но это было самое начало нашего романа, и я умирала от стыда. Я пообещала себе тогда не повторять этот опыт.

Этого и не понадобилось, потому что я вышла за него замуж.

Приходит папа, целует ее, тревожится, слыша ее кашель, проверяет, полон ли холодильник и готов ли обед, вскрывает ее почту, ничего не оставляет без внимания.

– Ты приняла лекарства?

– Даже если я забуду, Марта мне напомнит, верно? Бедняжка, она здесь для ухода за мной, как будто я больна.

– Она здесь, чтобы помогать тебе, вот и все.

– Я не нуждаюсь в помощи. А вот ты неважно выглядишь.

– Я прекрасно себя чувствую! Смотри-ка, я принес тебе сырный пирог…

Невероятно трогательно, как он заботится о матери.

Они пикируются, а я смотрю на них и думаю, что однажды придет моя очередь заботиться о нем.

Дорогая Марион Джонс[6] Марион Джонс, также известная как Марион Джонс-Томпсон, – американская легкоатлетка; специализировалась в спринте и прыжках в длину. ,

Как твои ляжки?

Спасибо за длинное письмо; если ты действительно печатаешь одним пальцем, скажи своему указательному, что я перед ним преклоняюсь. (Надеюсь, ты печатаешь все-таки не большим?)

Я уловила твою мысль, невзирая на саке, и не понимаю только одного – как ты можешь расслабляться, слушая «Эвиту».

Я вот никогда ничего не откладываю на завтра, не потому что я Wonder Woman[7] Чудо-женщина, супергероиня популярных комиксов., просто иначе не получается. Когда мне надо что-то сделать, я нахожусь в состоянии стресса, пока это не сделано. Чистой воды невроз, но практично. И еще утомительно. Мне приходится вставать только для того, чтобы закрыть бутылку с водой. Ужас. Вот я пишу эти строки и сразу вспоминаю о невыглаженном белье, неразобранной почте и предстоящем походе в магазин. Надо прекращать, не то испортим наше общение. Порочный круг, потому что всегда находятся какие-то дела. А когда думаешь, что все сделано, надо начинать по новой. У тебя бывает когда-нибудь все в ажуре с бумагами? Лично мне это никогда не удается: всегда «почти». Ладно, пора успокоиться, а то если я буду продолжать в том же духе, у тебя голова пойдет кругом без всякого саке.