Однажды именно это и случилось. Больше шансов не оставалось.
Теперь, спустя восемь или девять часов после того, как Серджиус Гоган с той девушкой уехали по трассе I-95, а потом озадаченный Розин внук, видимо, сел на самолет, а его сексапильная певичка, его марксистская фея, девушка-мечта, отправилась дальше, в лагерь “Оккупай” в Портленде, Цицерон лежал на кровати, но не спал. Комнату освещала только глядевшая в окно неполная, плоскозадая луна, золотившая сосны и море. Сегодня вечером наступила такая прохлада, что термореле даже не включалось, и гул кондиционера не мешал течению и журчанью его собственного живого, человеческого дыхания. Однако ровно по этой же причине Цицерон лежал и потел под простыней, не в силах поверить, что когда-нибудь уснет, слишком явственно вспоминая в темноте ад сегодняшнего утра, когда он проснулся с одеревеневшими, отлежанными руками, словно под ним оказалось чужое тело, и страшился, что если все-таки уснет, то во сне снова будет общаться с Розой – живой и неугомонной покойницей.
Скажи, о чем ты знаешь, а я – нет.
Но ведь и перед ее внуком он так и не выговорился, так и не освободился от бремени. Глупый факт так и остался на прежнем месте, где-то в желудке, уже перерастая в язву нежелательного секрета.
А если бы он и выболтал тот давний секрет Серджиусу, то это едва ли потянуло бы на исповедь. Просто-напросто глупая история о том, как устроилась вся жизнь молодого человека: смотри-ка, малыш, вот радиоактивный паук, который тебя укусил!
Но Цицерон оставил свои тайны при себе, словно повинуясь стародавним наставлениям некоего лейтенанта Лукинса: держи-язык-за-зубами-пусть-думают-что-хотят . “Держи пули в пистолете”. Ну, один раз Цицерон все-таки выстрелил. Случай сделать это представился сам – в образе парочки хиппи, которые однажды постучались к нему в дверь в Принстоне, в июне 1979 года. Это как раз было лето между последним годом его учебы и первыми неделями его преподавательской работы – как бы звеном, соединившим прошлую жизнь с нынешней.
Стелла Ким, подумал Цицерон, оделась по такому случаю скромно, как ей казалось: только тяжелое ожерелье из стеклянных бус и черный берет в качестве украшения да фиолетовая блузка, которую Цицерон совершенно точно уже видел где-то раньше – на Мирьям. Что ж, оно и понятно, что Стелла Ким, надевая одежду из гардероба Мирьям, видела в этом подходящий способ носить живую память о подруге: ведь для обеих женщин главенствующую роль в жизни играло понятие Личины . Ну, а Харрис Мерфи вполне удачно прикинулся дешевым заместителем Томми Гогана: джинсовая рабочая рубаха, теннисные туфли, волосы, открывавшие уши не при помощи ножниц, а при помощи расчески, и очень глупая бородка, призванная и выставить напоказ, и спрятать физическое уродство. Иными словами, дешевка – она и есть дешевка.
Харрис Мерфи и Стелла Ким уговорили Цицерона пойти с ними выпить кофе или пообедать, а потом уже заговорили о цели своего визита. Цицерон привел их в такой ресторан, где, по его мнению, они должны были ощутить себя в своей тарелке, – где можно заказать сэндвич с проросшими зернами, а когда они спросили его, что он будет есть, ответил, что совсем не голоден. Эта парочка явно нервничала по поводу своих планов, но в то же время и гордилась ими, а еще от них исходила явственная гетеросексуальная вонь. Вся эта юридическая мелодрама окутывалась влажными испарениями какого-то свидания, о котором не говорилось ни слова, однако Цицерон безошибочно чуял, что оно было. Стелла Ким непременно бросит Мерфи: это тоже не вызывало у Цицерона никаких сомнений. Уж слишком она во всем его превосходила.
Разумеется, из них двоих только Стелла знала хоть что-то о Розе, поэтому только Стелла и вела разговор и делала намеки. Мерфи просто слушал и бросал на нее полные обожания взгляды. Однако Цицерон понял, что именно Мерфи станет настоящим опекуном мальчика, если им удастся задуманный маневр. Стелла Ким может и ухватиться за это дело, и бросить его, отложить в сторону с той же легкостью, с какой она надевала или снимала фиолетовую блузку Мирьям. Она показала Цицерону свою ценную добычу – письмо из Никарагуа со злопыхательским завещанием, всунутым в голубой конверт авиапочты.
– А почему все это должно происходить в Филли? – спросил Цицерон.
– Никто точно не знает, в чьей это юрисдикции. Но Роза вызвала полицию в Пенсильвании, может быть, потому, что копы в Куинсе сказали ей, что так нужно. А может, они просто хотели спровадить ее подальше.
Читать дальше