hunnyfresh: Письма с войны

- Планируешь сдохнуть, Джонсон? - Август вылез из траншеи и набросился на поверженного солдата.

- Никак нет, сэр, - пробормотал Джонсон, не поднимая головы с земли.

- Скажи это своей семье! - Август повернулся к остальным. - Хорошая работа. Возвращаемся в лагерь.

Эмма помогла Нилу подняться на ноги, подавив желание ухмыльнуться, когда он застонал. Похлопав его по спине, она побежала вместе с остальными в лагерь, чтобы снять оружие и снаряжение и принять душ.

Рутина была полезна Эмме, а дисциплина и того полезнее. После шестнадцати лет мыканья по интернатам, исключения из школы за прогулы, агрессивное поведение и, хуже того, взлом школьной компьютерной системы с целью исправления оценок Эмма предстала перед судом. Там ей предоставили выбор: либо колония для несовершеннолетних, либо военный тренировочный лагерь. Судья сказал, что у неё есть потенциал, и всё, что ей нужно, это немного дисциплины, чтоб сдерживать её. Сперва ей хотелось послать судью куда подальше, но, с другой стороны, Август, её «брат», с которым они жили в последней приёмной семье и хорошо ладили, тоже выбрал военную стезю, так почему бы нет?

Первые полгода были чертовски тяжелыми. В лагере было всего два метода борьбы с неповиновением: ей приходилось либо отжиматься до потери пульса, либо надраивать пол в вестибюле до зеркального блеска. Она привыкла пользоваться разными женскими штучками, чтоб стянуть шоколадку в магазине там и сям. Но в лагере это не имело никакого значения. Важно было лишь повиновение и умение стратегически мыслить.

Она быстро училась, показав офицерам, рявкавшим ей в лицо, что ее сиротская задница может стать лучшей в отделении, что она может голыми руками вырубить любого парня, вдвое больше неё самой.

Иногда отсутствие привязанностей изрядно упрощало ей жизнь, у нее не было дома, по которому можно было бы тосковать. Не было людей, чьи фотографии можно было бы хранить. Это позволяло ей посвящать всё время обучению, значительно опережая программу. Но в большинстве случаев, возвращаясь домой из увольнения, она чертовски жалела, что единственное место куда она может пойти - её желтый «жук», ждущий ее на бостонской парковке.

Хотя у неё был Август. Когда оказалось, что он будет сержантом её отделения в форте Беннинг, это стало для неё неприятным сюрпризом. Однако позже она обрадовалась этому факту. Они считали друг друга братом и сестрой, и, хотя поблажек он ей не давал, Август был единственным, кого она могла назвать семьей, с тех самых пор, как ее родители бросили ее на обочине дороги. То, что он был так близко, давало ей чувство основательности, надёжности, придавало уверенности в собственных навыках. Август никогда бы этого не признал, но Эмма стреляла куда лучше, чем он сам. Эмма часто его подкалывала, говоря, что, если он не хочет сдохнуть раньше времени, ему стоит научиться стрелять так же, как она.

Смыв в душе грязь и пот, Эмма отправилась в казарму. Остальные ребята из её отделения тоже постепенно возвращались из душевых. Она кивала им по пути к своей койке. Ей, в отличие от еще двух девушек из отделения, повезло. Её койка стояла поодаль от остальных, в углу, и запах пота там ощущался не так сильно. По пути она в очередной раз заметила, каким голым и пустым кажется ее уголок по сравнению с остальной комнатой, где стены были покрыты фотографиями, письмами и открытками от родных её товарищей. Ее же угол совсем не изменился с тех пор, как она приехала: те же голые бежевые стены и зеленые простыни. Она попыталась не думать об этом, с размаху падая на кровать и закрывая глаза, собравшись использовать свободное время перед обедом для отдыха. Но тут раздался крик сержанта, сообщивший, что прибыла почта, и ее попытка отдохнуть была сорвана дежурным. Он бросил конверт ей на живот, и, с понимающей ухмылкой спросил:

- Кто такая Реджина?

- Кто? - Эмма поднялась и отодвинулась назад, опираясь спиной о стену.

Дежурный кивнул на конверт. Эмма взяла его в руки, глядя на конверт так, будто никогда раньше не видела писем. Но, опять-таки, никто никогда раньше писем ей не присылал. Ни за годы, проведенные в учебке, ни за месяцы, прошедшие со дня призыва, ни разу ее имя не звучало при раздаче писем. Единственными важными бумагами с её именем были свидетельство о рождении и страховка. Так что это, черт подери? Эмма провела пальцем по аккуратно написанному женским почерком обратному адресу, чувствуя крохотные бороздки там, где ручка давила на бумагу: «Реджина Миллс».