Мария Воронова - Врачебная ошибка

Так и Ващенко – в тисках своей тяжбы не видел жизни, полностью поглощенный процессом, и воодушевлялся только разговорами о нем, и, наверное, мечтал, что вот выиграет дело, и все изменится, будто сбросят серое покрывало, и мир вокруг заиграет, засияет яркими красками и огнями.

Неужели ему самому предстоит стать как Ващенко? Суд – дело небыстрое, пока проведут все необходимые экспертизы, пока то да се, может и год пройти, и даже больше. Потом, врачиху могут оправдать, а Зиганшин чувствовал, что не сможет с этим примириться. Значит, придется начинать все заново, нанимать хорошего адвоката, проводить независимую экспертизу… Времени, денег и сил уйдет вагон… Допустим, он победит, и что?

Что? Зиганшин резко сел и уставился в темное окно. Там верхушки деревьев изо всех сил размахивали голыми ветками. Сильный ветер. Интересно, какую погоду он принесет? Хорошо бы наконец выпал снег, присыпал черную тоску голой земли.

Макс говорит, возмездие ничего не изменит. Может быть, так, а вдруг нет? Неужели жертва изнасилования не испытывает облегчения, когда виновный наказан? Просто так, что ли, родные обивают пороги следователей с требованием изобличить убийц? Зачем тогда вообще нужно правосудие? Проще и дешевле поставить церкви вместо отделов полиции. Чтобы пострадавший гражданин помолился, простил, да и отправился восвояси с просветленной душой.

Нет, потерпевшие добиваются справедливости не зря. И он добьется.

Зиганшин улыбнулся в темноте.

Остался только один маленький момент. Уходя, Руслан спросил, насколько безгрешен сам Зиганшин, почти два десятка лет простоявший на страже закона. Неужели ни разу не совершил ошибки, за которую кому-то пришлось дорого заплатить? Неужели за двадцать лет никто не пострадал от его действий?

Вопрос показался Зиганшину справедливым, и он серьезно над ним задумался, принялся честно и беспристрастно разматывать клубок, в который скрутилось прошлое.

Вся ночь прошла за этим, он то ходил в одних носках по комнате, то садился на диван, потом ложился и сразу снова вскакивал.

Много за что ему теперь было стыдно, и он дорого бы дал за возможность вернуться в прошлое и решить иначе, но, заставляя себя быть максимально строгим, он все же не признавал, что когда-либо разрушил чью-то жизнь так, как врачиха разрушила его.

В том, что касается денег, он действительно трактовал закон, наверное, несколько гибче, чем позволено порядочному человеку, но в преступлениях против личности работал на совесть. Став начальником, никогда не кидал подчиненных, не подвергал их неоправданному риску, и это действительно так хотя бы потому, что никто ни разу не мстил ему. Да, со стороны может показаться, что его ненавидят, но никто и никогда ни разу не подставил, хотя возможностей для этого – вагон.

И он тоже никого не подставлял.

Нет, ни разу он ничего такого не сделал, что перепахало бы чью-то жизнь. Ни разу. Никогда. Он имеет право на справедливость.

Вырваться к Фриде удалось только в среду. По дороге он чего-то ждал, надеялся, что любовь вернулась, но снова увидел только чужую женщину с холодными глазами, которой ничего от него не было нужно.

Он лег с ней, потому что надо исполнить супружеский долг, и знал, что она с ним тоже не потому, что хочет. Столько было у него надежд на физическую близость, а оказалось, что секс ничего не меняет и делает только хуже.

Зиганшин хотел быть нежным и ласковым, чтобы Фрида поняла, как сильно он ее любит, и доверилась ему, и думал, что это получится, стоит только приступить к делу.

Он сильно ошибся. Чем больше он старался, тем яснее становилась его неискренность, и Фрида замыкалась.

Вместо нежности в постели царили неловкость и скованность, хорошо только, что после долгого перерыва все быстро закончилось.

«Раньше мы всегда смеялись вместе, – зло думал Зиганшин, с неприязнью чувствуя тяжесть Фридиной головы на своем плече, – а теперь веселиться нельзя, и нам ухватиться не за что. Как много уходит вместе с юмором, оказывается. Не только хорошее настроение, но и взаимопонимание, а вслед за ним и любовь».

Наверное, надо было откровенно поговорить об этом с женой, но Зиганшин испугался, что она поймет его чувства и расстроится, и зачем-то начал снова требовать, чтобы Фрида подала в суд. Может, хотел злостью и негодованием замаскировать неприязнь, или просто очередной черт толкал под руку, но он давил и давил, пока Фрида не выставила его за дверь.

Оказавшись на улице, он быстро направился к парковке, потому что хотел только одного – поскорее уехать, но быстрая ходьба и холодный воздух немного отрезвили Зиганшина.