Николас Спаркс: Дважды два

Я склонил голову набок, пытаясь понять, когда же Мардж успела все устроить. Лиз провела ладонью по волосам, приглаживая выбившиеся из неряшливого хвоста пряди.

– Насколько я поняла, как только она получила диплом и стала бухгалтером, сразу же застраховала свою жизнь. У нее было целых два полиса. Средства на них копились годами, и теперь это целая куча денег. Получателем выплат в полисе с более крупной суммой указана я, там гораздо больше денег, чем мне понадобится, если я решу завести ребенка. Недавно она вписала получателем во второй полис твоих родителей, чтобы отец наконец мог уйти на пенсию. Я спрашивала о тебе…

Я прервал ее.

– Я рад, что все достанется тебе и моим родителям, – заверил я. Вид у нее был растерянный, словно вся эта информация для нее не имела смысла.

– С тех пор, как она рассказала мне обо всем, меня мучает вопрос… – продолжала Лиз. – Откуда она знала? Я спрашивала ее, но она объяснила только, что на ее решение повлияла история ее родных, и хотя насчет получателей выплат она долго сомневалась – видимо, поначалу ими были ты и твои родители, – ей хотелось позаботиться о финансовой стороне вопроса на всякий случай.

– Этого она мне не говорила.

– Мне тоже, – кивнула Лиз. – Когда до ее болезни мы заводили речь о ребенке, я вообще не задумывалась о затратах. Мы хорошо зарабатывали, нам удалось немного накопить, но я, наверное, просто думала: если Мардж считает, что это нам по карману, значит, так и есть… – На ее лице отразилось минутное отчаяние. – Я думала, что не выдержу. Объяснила ей, что мне не вырастить ребенка без нее. Что из нас двоих материнские качества присущи больше ей. И знаешь, что она сказала на это?

Я молчал.

– Сказала, что я ее вдохновляла и ребенок, которого я воспитаю, изменит мир к лучшему. И что, если рай существует, она клянется присматривать оттуда за нашим чадом вечно.

На следующий день пришла моя очередь прощаться.

Когда я приехал, Мардж спала как обычно. Я поглядывал на часы, чтобы успеть встретить Лондон из школы, но вскоре «радионяня» на кухне негромко зашуршала, и мама с Лиз поспешили в спальню. Через несколько минут мама вернулась.

– Мардж хочет видеть тебя.

– Как она?

– Все понимает, но ты все-таки поторопись. Иногда у нее появляется спутанность сознания, она быстро утомляется и засыпает.

Мамин ровный голос свидетельствовал, что она так же, как отец, сильна духом.

Я обнял ее и поспешил в спальню. Как и в День святого Валентина, на Мардж был красивый шарф, видимо, она попросила Лиз повязать его перед моим приходом.

Я перенес стул из угла комнаты поближе к постели. Лиз ушла, я взял сестру за руку. Она была теплой, но казалась безжизненной. Неподвижной. Я не знал, почувствует ли это Мардж, но все равно пожал ей руку.

– Привет, сестренка, – тихо сказал я.

Услышав мой голос, она заморгала и попыталась прокашляться.

– Читай, – неразборчиво выговорила она.

Мне понадобилась минута, чтобы понять, о чем она, и, заметив положенный Лиз на тумбочку знакомый конверт, я вскрыл его и достал единственный лист бумаги. Потом глубоко вздохнул и начал читать.

Мардж!

Сейчас глубокая ночь, а я с трудом подбираю слова. Я не уверен, что удастся выразить словами, как много ты всегда значила для меня. Я мог бы написать, что люблю тебя, что ты лучшая сестра, о какой только может мечтать парень, мог бы признаться, что всегда брал с тебя пример. Но все это я уже говорил тебе, поэтому повторять эти слова нет смысла, в них все равно будет ощущаться мучительная недосказанность. Как достойно попрощаться с лучшим человеком, которого я когда-либо знал?

А потом меня осенило: итог всему, что я обязан сказать, можно подвести двумя словами: «Спасибо тебе».

Спасибо за то, что заботилась обо мне всю мою жизнь, старалась уберечь от ошибок, служила наглядным примером отваги, которой мне бы так хотелось обладать самому. Но главное – спасибо, что показала мне, что значит по-настоящему любить и быть любимым.

Ты знаешь меня – мастера эффектных романтических жестов, ужинов при свечах и цветов в день свидания. А я лишь недавно понял, что все это ничего не значит, если предназначено не для того, кто любит тебя таким, какой ты есть.

Слишком долго я состоял в отношениях, где любовь всегда казалась обусловленной: я постоянно пытался стать достойным истинной любви и вечно терпел фиаско. Но я думал о тебе и Лиз, о том, как вы относитесь друг к другу, и до меня постепенно дошло: суть истинной любви – принятие, а не оценочное суждение. Безоговорочно принять близкого человека даже в моменты слабости – значит наконец-то обрести покой.