Карина Пьянкова: Сборник рассказов «Рождественское Чудо» 2021 [СИ]

Всё прежнее, не очень понятное и происходившее слишком быстро, тоже пугало, но не так сильно — она привыкла к безопасности и потому не сразу могла поверить, что происходит что-то в самом деле страшное. Но огромный медведь, стоящий на задних лапах, его жуткие когти, маленькие злые глазки и эти… зубы. Они стали последней каплей. Лейлин ужасно испугалась, просто ужасно! И сделала то, что обычно делают маленькие девочки, когда им очень страшно, — закричала: «Мама!»

Отец дёрнулся, как от удара. Дочка была позади него, и, конечно, ей там, рядом с матерью и за его надёжной спиной ничего не угрожало, но… он был настоящим отцом и просто не мог не обернуться, когда его дитя кричит, зовёт на помощь! Он обернулся. А мохнатое чудовище — подлое, разъярённое отказом, не способное от злости думать о последствиях, взмахнуло когтистыми лапами. Одной выбило из рук человека вилы, другой — полоснуло его по груди. Рубаха отца тут же окрасилась алым.

Теперь уже закричала мама — так отчаянно и громко, что у Лейлин, кажется, даже уши заложило. Мама кинулась к медведю — и никаких вил ей не понадобилось. Она бросилась на него, как бросается на кошку птица, защищающая своё гнездо — замахала руками, кажется, она толкала его, била кулачками по голове, хотя даже небольшой боли эти удары причинить не могли. Медведь не ответил, покрутил тяжёлой башкой и попятился. Всё же разум в нём оставался. Потом развернулся и побежал прочь тяжеловесной медвежьей рысью.

Отец оказался ранен не очень тяжело, хотя на всю жизнь у него остались шрамы на груди от страшных медвежьих когтей. Счастье, что по лицу не пришлось.

Пока мама смотрела, что с отцом, пока бегала за знахаркой, пока вокруг суетились, прибежавшие на шум соседи, Лейлин сидела на ступеньке у порога и мелко-мелко дрожала, зажав рот руками. Больше она не кричала. И не говорила. Никогда.

Через седмицу, когда отцу стало лучше, они продали дом, собрали вещи и уехали, отыскав путь в Счастливую долину. Мама говорила, что потом медведя нашли и осудили шаманки. В наказание лишили его силы оборотня. Это было страшной карой. Ещё мама говорила, что никогда больше он не найдёт их, а если бы даже нашёл, не сумел бы причинить зла. Шаманки, мол, умеют как-то сделать, что ни на кого больше преступник не сумеет напасть. И всё равно Лейлин было страшно. И ещё — она чувствовала себя виноватой.

Если бы не закричала тогда… Родителям и в голову прийти не могло, что все эти годы Лейлин винила себя. Когда выросла — уже не так сильно, уже понимала, что была всего лишь маленьким ребёнком. Разве ребёнок виноват, что испугался и закричал? Разве она сама винила бы в таком братишку, например? Конечно, нет. Но к тому времени, как она поняла это, вина уже поселилась внутри и сейчас, вспоминая тот далёкий день, Лейлин впервые подумала: может быть, из-за этого она и замолчала? Сама наказала себя немотой за крик, что вырвался так не вовремя и едва не привёл к беде? Ведь разъярённый медведь и убить мог…

— Но не убил, — прошептал ей на ухо пересмешник, обнимавший дрожащую — уже не девочку, а девушку. Но дрожь её была всё та же, и всё так же ей были нужны тепло и понимание, нежность и безопасность. Всё это нашла она в его руках, в его глазах.

— Всё это в прошлом, Лейлин, — сказал он, гладя её по волосам, касаясь губами лба, мокрых от слёз щёк — и когда это она успела? Даже не заметила текущих слёз.

— Ты ни в чём не виновата. Только он виноват. Явился, напал, напугал до полусмерти ребёнка. Герой. Знаешь… вот ты все эти годы думала, что из-за тебя он напал на твоего отца. А может быть, из-за тебя он его не убил? Вилы… это, конечно, хорошо. Но ты в самом деле думаешь, что для медведя-оборотня это достаточное препятствие? Он мог разозлиться настолько, что убил бы. А тут ты — маленькая девочка — кричит и плачет. Может быть, он взглянул на тебя и увидел себя твоими глазами — страшное чудовище, явившееся разрушать и убивать. Он-то воображал себе что-то там про любовь. А тут…

Лейлин невольно улыбнулась, и ей даже показалось, что она помнит что-то такое, что медведь и в самом деле смотрел на неё, прежде чем начал пятиться, а уж потом на него накинулась мама. Но память обманчива. Было ли так в самом деле или она нафантазировала это прямо сейчас, теперь не разобраться. Да и не нужно.

— Красиво! — сказала она, и снова даже сама не заметила, что опять говорит. — Но, наверное, это твоя фантазия.

— Может быть, — он склонил голову набок. — А может быть, я прав. Никто не знает точно. Главное, что всё закончилось хорошо. И у тебя больше нет причин молчать.