– Вроде нет, – пожала я плечами. – Тут иногда что-то течет, но не слишком часто.
– Ну разумеется. – Игорь Семенович включил кран и стал отмывать руки. – Сначала не слишком часто, потом время от времени, а в итоге вы приезжаете домой и видите аварийку, мокрых соседей и безвозвратно испорченный интерьер.
– Ой, не пугайте! – картинка, описанная Игорем Семеновичем, весной имела место быть через парадное от меня.
– Вы своего водопроводчика когда ждете? – поинтересовался мой необыкновенный гость, выуживая из кармана бумажный платочек и вытирая им руки.
– Через неделю, – со вздохом призналась я.
– Я вам настоятельно советую поговорить с ним о полной замене трубного хозяйства.
– Нереально, – ответила я, решив ничему больше не удивляться. – Они мне либо всю стенку разнесут, так что потом ремонт придется делать, либо им надо будет платить, а денег нету.
– Да-а… – протянул Игорь Семенович. – Тогда могу только порекомендовать в случае чего обращаться к нам, в «Стикс». Расценки у нас приемлемые.
– Кстати, – спохватилась я, – сколько я вам должна?
– Позвольте присесть?
– Конечно.
– Я вам сейчас выпишу квитанцию, – с этими словами он сел за кухонный стол, вытащил книжицу с отрывными квиточками и перьевую ручку. – Вот, пожалуйста.
Сумма, указанная в квитанции, была смехотворной. По-моему, он больше потратил на бензин, чтобы доехать до меня. Такой тонкий намек на толстые обстоятельства? Почти успокоившись, я сбегала за кошельком и решительно протянула Игорю Семеновичу тысячу.
– Надежда Дмитриевна, а купюры меньшего достоинства у вас не найдется? Боюсь, что сдачи у меня не будет.
Ну вот оно, с облегчением решила я. Все в норме, никаких чудес. Сначала сдачи не будет, потом: ах ну что вы, мне так, право, неудобно. Браво, Игорь Семенович!
– Меньше нет.
Когда он уже, наконец, перестанет придуриваться, возьмет деньги и уйдет?
– Какая незадача. Придется расплачиваться своими.
Он вытащил из кармана потрепанное портмоне: – Не люблю, и бухгалтер не одобряет, но что ж делать.
Пересчитав купюры, Игорь Семенович положил их на стол и только после этого взял тысячу.
– Будьте любезны, Надежда Дмитриевна, распишитесь.
Мне стало ужасно стыдно. Покраснев, я схватила ручку и торопливо подписалась.
– Извините, – все-таки сумела выдавить я.
– Ничего. – Игорь Семенович глядел на меня сочувственно и насмешливо.
– Может быть… чаю? Или чего покрепче?
Стремясь загладить неловкость, я проваливалась еще глубже.
– Нет, Надежда Дмитриевна, благодарю. Крепкие напитки я вообще не пью, а чай хорош вечером, с любимой музыкой вприкуску, – вставая, Игорь Семенович отвесил легкий, старомодный поклон. Мне захотелось сделать ему в ответ реверанс или еще какой-нибудь книксен. Хотя не поможет. Стыдно-то как!
Провожая Игоря Семеновича к дверям, я корила себя за глупость и подозрительность. Он уже стоял на площадке, когда я решилась.
– Игорь Семенович!
– Слушаю вас, Надежда Дмитриевна.
– Простите меня. Пожалуйста. Я… я не хотела.
Улыбка встопорщила седую бороду.
– Всё в порядке, Надежда Дмитриевна. Звоните, если что. Я теперь дорожку в ваш район проторил, – он запнулся. – Да уж. Проторил… Будем расширять клиентуру. Если у вас во всем доме такие же гнилые трубы, мне работы на всю жизнь хватит. До свидания.
– Всего доброго, – с облегчением сказала я и еще долго стояла и слушала, как стихают на лестнице шаги. Лифт по-прежнему не работал.
Серебро мокрых листьев на льдистом паркете асфальта.
Светляки фонарей не манят, но столбят все пути.
Обелиски бутылок пустых под ногами у скальда.
Возвращаюсь домой.
Словно дождь, что идет, но не может дойти.
Ибо некуда.
Ибо во тьме за плечами —
Не дворец и не крепость, а старый потертый рюкзак.
Короли все пропили и снулыми смотрят бомжами,
Но и в белой горячке не вспомнят, как рыцарский зал
Истекал слезным воском свечей, и я пел перед ними.
Плач и смех пробуждая дрожанием бронзовых струн.
Их мечты, и сердца, и сокровища были моими.
Хотя я – лишь бродячий поэт, а не ловкий колдун.
Я всегда уходил до рассвета.
Иные манили
Цитадели трактиров и замков, твердыни сердец
Королев и крестьянок. Они так похоже молили:
«Пусть герой победит, а злодею наступит конец!».
И гордыня владык, и презрение простолюдинов
Танцевали в объятиях сказки под тихий напев.
И, усталой рукой их привычные маски отринув,
Видел дом свой я в подлинных ликах и старцев, и дев.
А теперь где мой дом?
Я бреду от метро до подъезда.
Меня встретят не эльфы, а крысы и запах мочи.
В мире мертвых легенд пусть недолгий, но все-таки крестный,
Путь дождя,
Что печально по декам стучит
Моей лютни,
Разбитой на дальних дорогах.
Может в драке, а может, и в битве… Промчались века,
Как аккорды по струнам – то весело, то слишком строго…
Так куда и зачем мне спешить, если эта рука
Никогда не сжимала до хруста, до боли в костяшках
Ни эфес, ни кулак, ни даже изогнутый гриф.
И, рифмуя пустые слова на обрывках бумажных,
За ночной Интернет на неделю вперед заплатив,
Соберет мои песни былые, как бусы —
На леску
Суеты, эпатажа, безверия, душной тоски.
Как мне больно на дыбе твоей, ох, хозяйка, как тесно!
Пощади, мой несчастный палач, не губи, отпусти!
Медяки мокрых листьев беззвучно ложатся под ноги…
Черным кружевом ветви обшили небесный манжет…
Чашка крепкого чая, ошпарив, прогонит тревоги.
Ну а завтра? А завтра, мой скальд, ты придумаешь новый сюжет…
Читать дальше