— Девочки, простите меня, поганца. Я никогда больше так не буду. Простите, — проговорил убито, будто проблеял, наклонив повинную голову.
— Садись, чего ты в дверях стоишь… — подопнула ему коленкой стул Настя.
— А ты, что ли, маленький — так смешно прощения просишь? — хихикнула из своего угла Лизка. — Или Настю боишься?
— Боюсь, Лизавета. Очень боюсь. Я тебе честно скажу: и тебя боюсь тоже.
— Меня? — округлила глаза девчонка. — Правда, что ли?
— Совершеннейшая правда. Абсолютная. Вернее, я раньше так думал, что это правда. А теперь я так больше не думаю. Я просто Настю люблю. Понимаешь?
— И я ее люблю! И я! А я больше тебя ее люблю!
— Тогда знаешь что? Тогда давай любить вместе!
— Как это?
— Да очень просто. Вместе жить, вместе любить. Знаешь, как это здорово — вместе любить одного человека?
— Хм… Ты что, и правда хочешь с нами жить? Навсегда?
— Конечно, навсегда. А как еще по-другому?
— А бабушка Даша говорит, что ты этот, как его… Малоимущий! Или нет, не так… Я слово забыла. В общем, она ругалась, что ты ей унитаз не смог починить.
— Наверное, она говорила, что я малохольный, да?
— Ага. Точно. Так ты ей унитаз починишь?
— Да запросто!
— А ты же не умеешь!
— Ну да, не умею… Ну и что? Я научусь, Лизавета. Я обязательно научусь. Я раньше много чего не умел, а теперь точно знаю, что научусь.
— Ну тогда ладно, тогда оставайся. А то мы с Настей одни не справимся. У нас же скоро ребеночек будет.
— Лиза! Помолчи, Лиза. Что ты говоришь? Иди лучше поиграй в комнате. — Настя испуганно метнулась от окна, остановившись у которого все это время с сердитым интересом наблюдала за происходящим.
— А хочешь, я вообще тогда спать пойду? — повернула к ней личико девчонка и улыбнулась лукаво. — Хочешь?
— Хочу. И впрямь ступай-ка спать, болтушка. Разговорилась тут… Зубы не забудь на ночь почистить.
— Не забуду, не забуду! — Резво соскочив с кресла, Лиза попрыгала мячиком с кухни. — Спокойной ночи! Ты прости его, Насть, ладно? — обернулась она уже от двери. — Он же сказал, что больше не будет.
— Да, Насть. Прости. Не отказывай ребенку, — поднял Олег на Настю веселые, ожидающие глаза. — Прости дурака. Все равно я отсюда уже никуда не уйду. Так что прости и… дай чего-нибудь поесть, ради бога, а то я умру сейчас не от любви, так от голода…
— У нас только овсянка есть. От Лизиного ужина осталась.
— Давай овсянку. С удовольствием поем овсянку! Я страсть как люблю овсянку!
— Что с тобой? У тебя вкусы изменились? Ты раньше про такую еду даже говорить не мог, — усмехнулась Настя, подходя к плите. Положив на тарелку целый половник овсяной размазни, она со стуком поставила ее перед Олегом. Усевшись напротив, подвинула поближе масленку и хлебницу.
Олег с жадностью принялся есть, с наслаждением утоляя голод. Забытый вкус детства. А ничего, кстати. Есть можно. Когда на душе покойно и радостно, то и овсянка, между прочим, еда.
Отправив в рот последнюю ложку, Олег поднял глаза, ткнулся взглядом в Настино задумчивое лицо. Бледное, скуластое, чистое. Никакая она не нимфетка и вовсе уж не Лолита. С чего это он раньше так о ней думал? И близко она той Лолите не родня. Обыкновенная молодая женщина со сложным характером, с неизжитыми комплексами из недолюбленного детства. Закрытая книга. Он еще и первой страницы этой книги не прочитал. И обложки не раскрыл даже. Может, и за всю оставшуюся жизнь не прочитает. Как знать? Теплая волна вдруг захлестнула, ударила по глазам, и Олег замотал головой из стороны в сторону, потом взял в руки Настины ладони, прижал к лицу, пробормотал едва слышно:
— Что же это, Настюха, господи… Я же чуть не умер без тебя. Прости меня, ладно?
* * *
— Мам… Ты чего в темноте сидишь? Электричество экономишь, что ли?
Марина сильно вздрогнула от Машкиного сонного с хрипотцой голоса, резко обернулась от окна:
— Господи, напугала… Ты дома разве? Ничего себе… А я звонила на мобильник, ты трубку не брала.
— Ну да, правильно, не брала. Я заснула, мам. Я ж не лунатик, чтобы во сне по телефону разговаривать. Хотела на пять минут прилечь и заснула… А что, правда в доме электричества нет?
Широко зевнув и вздрогнув всем телом, Машка шагнула к выключателю, зажмурилась от яркого света, потерла кулаками глаза, хныкнула с досадой:
— Ну вот, выспалась зачем-то на ночь глядя…
— Маш… У тебя же сегодня английский! Ты что, пропустила?
— Ага, мам. Пропустила.
— Почему?
— Да ну его… Надоел! И вообще я давно уже прилично спикаю, мне для жизни хватит. Ты лучше скажи: почему в темноте сидишь? Случилось что?
Читать дальше