Анна Пенинская: Прости меня

«Если суждено умереть, то своими страхами ты ничему не поможешь. В самолете ты в любом случае умрешь быстро».

Ее это совсем не успокаивало. Она закатывала глаза и просила его молчать и не накалять обстановку еще сильнее. А сейчас эти воспоминания вызывают у него улыбку, хотя еще месяц назад они бы отдавались болью в районе сердца. В сущности, ничего страшного не произошло, почему же его так покоробило, что она ушла? Наверное, если бы тогда он знал, что судьба готовит для него второе рождение, он бы помог ей собрать вещи, довез бы до ее нового дома, пожал бы руку ее новому мужчине и они бы могли остаться хорошими друзьями. Тогда он таких возможностей даже не видел. Сегодня ему это кажется логичным. У него настолько настроение на подъёме, что даже кажется, что каштановые волосы его недавней собеседницы, а сейчас еще и соседки, пахнут очень вкусно. Или жизнь играет новыми красками, и эта эйфория для него сродни наркотической.

Девушка с несчастной влюбленностью (так он ее про себя уже окрестил, потому что она, конечно же, ему не представилась, впрочем, он видел ее имя в посадочном талоне, но «девушка с нечастной влюбленностью» ему нравилось больше, чем сухое имя Валерия) дремлет у него на плече. После последнего бокала вина, когда она встала со своего места, наверное, все выпитое ударило ей в голову, и ему пришлось практически на себе тащить ее в сторону самолета. Благо, совпадения не заканчивались и, как выяснилось, они летели одним рейсом. К слову, пока он вел ее к самолету, она несла что-то несвязное и все время извинялась за свое поведение. Ему это даже надоело. Поэтому, когда он ее усадил на место, и она уложила голову ему на плечо и сразу же отключилась, он выдохнул с облегчением. На самом деле ему больше не хотелось слушать ее истории про несчастья, а чертовски хотелось подумать о своей новой жизни. Она устроилась на его плече так нагло и так неудобно, что у него даже нет возможности хорошо ее рассмотреть. Его попытки натыкаются на ее явное недовольство, и он опасается, что ее может вытошнить от такого количества выпитого. Определенно, он помнит, что у нее были красивые глаза. На ней обыкновенная белая майка, такие продаются за смешные деньги в универмагах для модных и не обеспеченных. Впрочем, она может стоить как пару долларов, так и целое состояние, признаться, он не разбирается. Ноги стройные, облачены в рваные джинсы, а на ногах черные классические туфли на высоком каблуке. Незамысловато, но достаточно сексуально, как ему кажется, если еще учесть обстоятельства, аэропорт и ее алкогольное опьянение. Или просто общая атмосфера.

Она ворочается во сне и открывает глаза. Смотрит на него, прищурившись. Выпрямляется в кресле и касается тонкими пальцами висков. Он отмечает отсутствие обручального кольца. Впрочем, не показатель, он никогда не носил кольцо, даже будучи «глубоко» женатым человеком.

– У меня очень болит голова. Кажется, я отравилась.

Вымученно и сдавленно улыбается ему, и улыбка ее выходит такой извиняющейся, что он понимает, как ей неловко перед ним. Должно быть, благодарит бога за то, что больше никогда в своей жизни его не встретит. Смотрит на часы, прикидывает, сколько времени ей еще придется провести рядом с человеком, перед которым она так неловко «опозорилась». Хоть в туалете отсиживайся, только вот в самолетах в туалетах слишком тесно.

– Кажется, вы ничего не ели… Возможно, вино было некачественным, мне очень жаль, – задумчиво произносит он, специально дразня ее, и у нее возникает желание ударить его журналом. Надежда на то, что он будет вести себя как джентльмен, умирает. Впрочем, с чего она вообще решила, что этот незнакомец будет беречь ее чувства. Она откидывается на спинку, просит у стюардессы стакан воды. Он задумчиво рассматривает ее профиль и произносит, как будто бы сам с собой:

– Алкоголь это анестезия, позволяющая перенести…

– Операцию под названием жизнь. Бернард Шоу, – достаточно резко перебивает она его. Он же смотрит на нее заинтересованно, он всегда был любителем Шоу, также ему нравились девушки, у которых в голове что-то было. А, может, у нее в голове что-то было? Она поворачивается к нему, забавная, удивленная и со стаканом воды в левой руке. В ее взгляде явственно читается вопрос: «И какого черта ты на меня так пялишься?»

– Нам еще лететь целых два часа. Вы выспались, я совершенно не хочу спать. Не поговорить ли нам о Бернарде Шоу?

Она смотрит на него недоверчиво, кажется, перспективы общения не слишком ее радуют. Но, наверное, она благодарна за то, что он дотащил ее до самолета, усадил на место и любезно не будил, когда она устраивалась на его многострадальном плече. Два часа ведь, в конце концов, не так уж много?