Анна Берсенева: Слабости сильной женщины

Она осторожно перевернула его руку, и губы ее заскользили по ней, перетекая по выступам и впадинам – январь, февраль, март… Время остановилось, превратившись только в эти месяцы на тыльной стороне Митиной ладони.

Лера не помнила, сколько сидели они вот так, у вешалки в прихожей, и сколько раз целовала она Митины пальцы.

– Иди ко мне, – вдруг произнес он, отнимая руку, и голос его прозвучал глухо, прерывисто. – Иди ко мне, сил моих больше нет, я же тебя люблю, никому я тебя больше не отдам…

Он встал, поднимая ее вслед за собою; пальто упало наконец с ее плеч на пол. Лера не помнила, как они оказались в спальне, она чувствовала только, что Митя раздевает ее, не переставая целовать, и вся она отдавалась движениям его рук, не в силах пошевелиться.

Она видела, что он сдерживает себя – иначе он просто не смог бы раздеться сам, не выдержал бы этих долгих мгновений. Но когда он оказался рядом с нею на кровати – он больше не сдерживался, и Лера не могла сдержать стон, едва он прикоснулся к ней, провел ладонью по ее телу от шеи до ног – такая волна пробежала по ней от одного его прикосновения.

Ей казалось, все происходит с нею впервые – да это и было впервые, потому что никогда и ни с кем не чувствовала она того, что чувствовала сейчас.

Токи жизни, исходившие из Митиных рук, сотрясали ее тело, бросали ее к нему – хотя они и так уже были вместе, и так уже она ощущала его в себе, и большее слиянье было невозможно – и все им было мало…

– Ты полежи так, Митенька… – попросила Лера, когда оба они чуть-чуть пришли в себя после первого порыва. – Давай так полежим, а потом сразу опять, а? Бессовестная я женщина?

Она услышала, как он тихо рассмеялся в полутьме.

– Давай, – сказал он, переворачиваясь на спину, прижимая ее к своему животу и гладя ее плечи над собою. – Да я с тобой всю ночь готов – полежим, а потом опять… Любимая ты моя бессовестная женщина, если бы ты знала, как я тебя люблю – у меня в глазах темно…

Лера обняла его за шею и целовала его губы, тут же раскрывающиеся ей навстречу, целовала впадинку между его ключицами… Волосы на его груди щекотали ей нос, она смеялась и дула на них, а Митя гладил пальцами ее спину.

Они отдыхали совсем недолго – им незачем было отдыхать друг от друга, – и даже во время этого недолгого отдыха Лера не переставала чувствовать, как весь он трепещет у нее внутри.

– А вот уже и потом… – хрипло прошептал он. – А вот и опять!..

И она почувствовала, как вздрогнули под нею его бедра, как весь он устремился к ней – в ней, и как все у нее внутри снова задрожало, сжимающим трепетом отвечая его движениям.

Они забыли обо всем, приникая друг к другу. Им не хотелось размыкать объятия даже на минуту – это было просто невозможно.

– А вина ты не хочешь? – вдруг спросил Митя, когда они снова лежали рядом, и он по-прежнему оставался в ней, отдыхая неизвестно в который раз, и его рука скользила по Лериному бедру, горяча и возбуждая.

– Хочу, – ответила она. – Но так хочу, чтобы ты бы не уходил – я тебя не хочу отпускать!

И она засмеялась, сжимая его внутри себя.

– А ты и не отпускай! – засмеялся он в ответ. – Ты меня вот так ногами обними, я тебя вот так подниму, и вот так вместе с тобой и пойду за вином.

– Ладно, Митька, – сказала Лера, наконец отодвигаясь от него и с сожалением переставая чувствовать его в себе. – Сходи за вином, отпускаю. Нет, я с тобой все-таки пойду, пожалуй!

Она соскользнула вслед за ним с кровати, хотела набросить свой длинный шелковый пиджак, но он остановил ее руку.

– Нет, это уж оставь, – сказал он. – Ты меня отпускать не хотела, а я на тебя смотреть хочу все время. Ты себе не представляешь даже, какая ты красивая… Не закрывайся, ненаглядная моя, я все время хочу тебя видеть!..

Вино было в буфете. Войдя в гостиную, Митя включил торшер, и Лера невольно зажмурилась даже от этого неяркого золотистого света. Но она тут же открыла глаза, чтобы видеть его. Это было удивительное чувство – видеть его, словно впервые. Да это и было впервые, как все, что происходило с нею сегодня. Она видела его ясным, обостренным зрением – стройную его фигуру, блеск темных глаз, движения, изящные в своей точности…

Вино было красное, терпкое, Митя разлил его по бокалам и сел в кресло у стены, не выпуская Лериной руки.

– Посиди со мной, – сказал он, и она села к нему на колени, обняв его за шею и бокал свой поставив на его голое плечо. – Знаешь, как я тебя люблю?

– Как? – тут же спросила она. – Знать не знаю, хочу услышать!