Киви не говорит ничего, но это уже слишком много. У нее сотрясение мозга, и ей нужно лечь если уж не в больницу, то, по крайней мере, в постель.
В двадцати метрах вниз по улице стоят два такси. Дерия тащит туда девушку, запихивает ее на заднее сиденье и усаживается рядом с ней.
— Скажи честно, — говорит она, ей хочется смеяться, — неужели Якоб выглядит совершенно мертвым?
— Не знаю, — отвечает Киви слабым голосом. — Я ведь его никогда не видела.
«И пусть лучше останется так», — думает Дерия. Она все время забывает, что сделал Якоб, — ведь это так легко забыть, — но время от времени имена и картины возникают у нее перед глазами.
Эллен и ее муж. Роберт.
А затем, еще быстрее, так, что едва можно распознать, картины крови и смерти. Ледяной ужас.
Дерия трет себе глаза и лоб. Она должна запретить себе эти мысли. Позже она сможет подумать об этом. Не сейчас. Нет никаких оснований для беспокойства. Эллен и Рут — это произошло много лет назад. Или это все было только в фантазиях Якоба. Да, такое ведь возможно, разве нет? Может быть, он использовал для своего романа фамилии из газет. Фамилии, касающиеся настоящих убийств. Почему бы нет? Естественно. Как она не подумала об этом? Это очень подходит стилю произведений Якоба, это похоже на его почерк. Честно говоря, ее очень мучило бы, если бы он действительно убил кого-то. Но нет. Только не Якоб. Любой другой, только не он.
У нее возникает воспоминание, мимолетное, как пар от дыхания. Якоб и его проклятый кабриолет. Он ждет ее перед школьным двором, вечером после ее выпускного. Дерия выносит два бокала шампанского на улицу и через дверь перебирается к нему в машину. Он целует ее нежно, отъезжает, а она держит шампанское, чтобы где-нибудь в другом месте чокнуться с ним. Якоб был очень добрым сердечным человеком. Якоб остался добрым и сердечным человеком.
А Роберт? Тот был опасен. Якоб вынужден был защищать ее от него.
Но Якоб никогда бы…
Еще одно воспоминание. Пищат тормоза, раздаются крики. Может, кричит и Дерия. Затем раздается глухой удар. За этим следует тишина. Кровь и… ледяной ужас. Она качает головой, протирает глаза. «Это нервный срыв, — думает она. — У меня нервный срыв». Слишком много всякого произошло сегодня — слишком много для одного дня.
Голос Кристины снова отдается в ее ушах. Как эхо. Якоб мертв.
Кабриолет. Она все время вынуждена вспоминать эту старую глупую машину — кабриолет Якоба. В ее воспоминаниях крыша была разорвана. Но когда это случилось?
Кабриолет.
Смех и громкая музыка. Поцелуй. Поцелуй со вкусом шампанского и чего-то покрепче.
Машина на встречной полосе. Удар.
Кровь и смерть, ледяной ужас. Голова Якоба бессильно свисает на руль. Его лицо вряд ли можно узнать. Дерия рыдает. Минуты. Часы. Вечность. Она уже не может больше остановиться. Ее нога болит, но сама боль — уже другая. Якоб не реагирует на все ее просьбы и мольбы. И где-то посреди гула и крика, поспешных голосов, за которыми следует тишина больничной палаты, появляется она. Кристина Штальман. С белым лицом в белом халате, она, плача, наклоняется над носилками, на которых умер Якоб.
Кровь и смерть, ледяной ужас.
— Я должна… — Дерия поспешно зажимает рукой рот, когда на нее внезапно накатывается волна тошноты.
Водитель такси что-то кричит и прижимается вправо, но все происходит слишком быстро. Дерию выворачивает на ее ноги, руки, на сиденье. Едва такси успевает остановиться, она, шатаясь, выскакивает на улицу. Ее тело содрогается. Ее тошнит. Много или мало она извергла — неясно, но лучше она себя не почувствовала. Она вынуждена уцепиться обеими руками за стенку дома, чтобы не упасть.
Откуда только взялись эти мысли?
Они неправильные, они с самого начала неправильные.
— Все в порядке? — спрашивает Киви и осторожно берет Дерию за плечи, словно она сделана из бумаги.
Водитель такси, скривив лицо, подает ей рулон бумажных полотенец. Они вдвоем вытирают блевотину, как только могут. Дерия не говорит ни слова и все время смотрит вниз. Ко всему волнению, беспомощности и страху от того, что происходит вокруг, присоединяется стыд. За всю свою жизнь она никогда себе такого не позволяла. Ей срочно нужно освободиться из этих грязных вещей. Последние минуты поездки превращаются в мучение.
— Может быть, сейчас не тот момент, чтобы говорить об этом, — шепчет Киви, когда такси поворачивает на улицу Дерии и проезжает место, где немногим менее двух часов назад произошел несчастный случай, — но мне кажется, что ты права.
Читать дальше