Анна Берсенева: Азарт среднего возраста

Они еще несколько раз переворачивались – Александр чувствовал спиной жар то полка, то потолка и не замечал ни того ни другого жара. Жар, который был у Вари внутри, который он чувствовал, потому что и сам уже был у нее внутри, – был жарче всего на свете. И он закипал от этого жара, как банная вода, и разгорался, как дрова в печи, – и взорвался наконец сплошным огнем!

…Александр открыл глаза. Дрожал фитиль в керосиновой лампе, которой освещалась баня. Варино лицо мерцало в этом прерывистом свете. И тело ее было легким, как свет; Александр не чувствовал на себе ее тела.

– Ты как? – спросил он. – Живая?

– Ага, – кивнула она.

– Дверь ведь так и не открыли. Запарил я тебя!

– Ничего, Александр Игнатьевич. Банщик из тебя отменный.

Варя потерлась носом о его грудь.

– Я пойду водой обольюсь, – сказал Александр почти жалобно. – А то не знаю, на каком я свете.

– И я с тобой!

Варя спустилась с полка, и они вместе вышли в предбанник, а потом в сад.

Мокрая земля холодила ноги. Облака над деревьями раздались, и в темном высоком небе переливались звезды. Александр задрал голову, подмигнул им и, подняв над головой ведро, с шумом вылил на себя холодную колодезную воду.

– И на меня, на меня! – подпрыгивая рядом с ним от нетерпения, попросила Варя.

– Не холодна для тебя будет? – усомнился он.

Она улыбнулась.

– Мне от этого совсем ничего. Лопарская ведь порода.

– А, ну да! – вспомнил он.

И обрушил на Варю поток ледяной воды.

– Вот так-то, Варвара Андреевна! А теперь попаримся!

Он схватил хохочущую Варю за руку и втащил в баню.

…Они лежали на полке долго, уже и жара не чувствовали, так к нему привыкли.

– Уснула?

Александр покосился на лежащую рядом Варю. Она почти не занимала места на полке.

– Не-а… О тебе думаю.

– Что же ты обо мне, интересно, думаешь? – улыбнулся он.

– Все.

– Как – все?

– Очень просто. Все, что я думаю, – о тебе. Ты очень-очень большой, о тебе много можно думать. Без малодушия.

Александр тоже думал о ней. Теперь, когда все его тело тихо дышало покоем, он и о ней, о Варе, думал иначе. Широко он о ней думал – обо всем, что было с нею связано.

Он чувствовал, и не только чувствовал, а понимал ясным разумом: то, что так сильно и неотменимо бросило его к ней, не есть мальчишеское горячее безумие. И то, что им, двум взрослым людям, придется привыкать, притираться друг к другу, да еще прилаживаться к непростым обстоятельствам, из которых состояла их жизнь, да еще пытаться эти обстоятельства преодолеть, – это он чувствовал тоже. Но это не пугало его, не рождало в нем опасливой настороженности.

В зените его лет жизнь одарила его чем-то таким важным, чего он от нее не ожидал, потому что не знал о существовании этого важного в жизни. Ну как его назвать, это важное?

Азарт? Да при чем здесь азарт!