Марианна Монтейро: Нежность

Валентина через силу улыбнулась матери. «Через недельку…» – как бы ей хотелось поверить в это.

– И к тому же не забывай, в молодости я была дизайнером, – продолжала Вероника.

– Да, мам, – прошептала Валентина. – Ты в молодости была отличным дизайнером…

Вероника уже пребывала во власти задуманного. Она посмотрела на часы.

– Девочка моя, я, с твоего разрешения, тебя оставлю. Сейчас придет сестра, она сделает тебе укол, потом, видимо, заявится сам доктор Пабло Альдо. Ну, а я вернусь примерно через час. – Она заглянула дочери в глаза.

Валентина поймала ладонь матери и сжала своими горячими руками.

– Мама, – прошептала она, – пожалуйста, не уходи, не покидай меня. У Вероники сжалось сердце.

– Не говори так, родная, ведь я скоро вернусь. – Она осторожно высвободила ладонь.

Ее взгляд блуждал по палате и остановился на телефоне.

– Ты только посмотри, Валентина, ты в любую минуту можешь мне позвонить! Не то, что из этого захолустья, каким, без сомнения, является Монтеррей. И как ты могла там жить!

– Мама, вот теперь я вижу, что ты совсем не изменилась… Опять прибегаешь к спасительному телефону.

Вероника была уже у двери.

– Прости меня, – она виновато взглянула на дочь. – Я убегаю только для того, чтобы поскорее вернуться. Мне просто не терпится устроить тут для тебя уютное гнездышко.

Валентина поморщилась. «Как ужасно это звучит – уютное гнездышко!»

Она хотела еще раз попросить мать задержаться, но тут в палату вошла медсестра. Она катила перед собой маленькую тележку, накрытую белой простыней.

– Сеньора Карреньо, пора делать укол, – сказала сестра. Вероника выбежала из больницы как угорелая. Почему-то ей казалось, что очень важно получше устроить Валентину в палате, словно это поможет ей быстрее избавиться от недуга.

«В конце концов, – размышляла она, – ведь никто из врачей ни разу с полной определенностью не сказал, что у моей дочери рак. Может быть, это я виновата, во мне самой – основной источник всех тревог?.. Если слово «рак» и было где-то произнесено, то не со стопроцентной уверенностью, а с изрядной долей сомнения. Будем надеяться на то, что удастся, в конце концов, связаться с Фрэнком Ричардсоном и узнать его авторитетное мнение».

Вероника была готова продать все, что у нее есть, даже дом, потратить все свои сбережения и пригласить лучших специалистов, лишь бы они спасли дочь.

В тот вечер, накануне приезда Валентины, сеньора Монтейро предпринимала еще несколько попыток дозвониться до Ричардсона, но сначала ей отвечала все та же женщина, а потом к телефону не подходили вовсе.

«Значит, это было позавчера. Непременно позвоню сегодня опять…» – решила Вероника.

Она быстрым шагом направилась к автостоянке. Выезжая на проезжую часть, она чувствовала себя спокойно и уверенно, тревожные мысли отступили, к ней вернулась надежда. Несомненно, она победит, несомненно, спасет дочь.

Приехав домой, Вероника заказала по телефону грузовое такси и мысленно прикинула, что именно следует перевезти, чтобы наилучшим образом обставить палату Валентины.

Затем она позвонила в Нью-Йорк, но снова трубку никто не снял.

Такси приехало через полчаса, а с ним – бригада грузчиков.

Вероника дала им необходимые указания, а когда все уже было погружено и Вероника запирала дверь на ключ, ей в голову пришла еще одна мысль. Она вспомнила о наброске Ренуара. «Эта вещь всегда была символом того, что я в жизни чего-то добилась, – думала Вероника. – Я как-то даже говорила Валентине, что ее Хосе никогда в жизни не заработает столько денег, чтобы позволить себе приобрести что-нибудь подобное».

И ей безумно захотелось захватить с собой набросок и повесить в палате. Пусть Валентина смотрит на него, пусть он напоминает ей о родительском доме.

Вероника велела грузчикам ехать к больнице и ждать ее там, а сама вернулась в дом, сняла со стены набросок и аккуратно завернула его в бумагу.

Спустя некоторое время она подъехала к клинике. Рабочие уже наполовину разгрузили машину и ждали дальнейших указаний. Первым делом Вероника отнесла дочери набросок Ренуара. Затем, спустившись вниз, начала энергично командовать грузчиками.

Вероятно, персоналу клиники приходилось сталкиваться с самыми разными пациентами и никакие их прихоти или причуды их родных уже никого не могли удивить. Во всяком случае, никто Веронику ни о чем не спросил и не сделал ни единого замечания.

Она слегка опасалась реакции доктора Альдо, поскольку ей было невдомек, что, наблюдая происходящее, доктор остался весьма доволен: ведь он, судя по всему, на длительный срок заполучил пациентку с интересной историей болезни и к тому же богатую.