Елена Усачева: Игра по чужим правилам

Митька размазывал кровь по лицу.

– Ну и где ваша елка, дровосеки?

Ира обернулась на темный лес. Полицейских не было. Откуда-то оттуда, из непроглядной черноты деревьев, виднелся новогодний свет украшенной елки. Митька этого, конечно же, рассмотреть не мог. Он ведь и правда не верил в чудеса и не умел любить. Он умел только завидовать.

Катя зашла к ней через неделю. Позвонила, сказала, что стоит около дома. Ира дохромала до прихожей, нажала кнопку домофона.

Желтая коробка с вафельным тортом ярко выделялась на фоне черной Катиной куртки и черного рюкзака. А еще она покрасила волосы в черный цвет.

– Ты как?

Сергеенко, как всегда бесцеремонно, прошла в кроссовках через прихожую, заглянула в комнату, повернула к кухне, но тут, словно вспомнив о чем, стала разуваться.

Ира пожала плечами. Надо бы поставить чайник.

– Щукин опять с Курбановой поссорился. – Катя устроилась на угловом диване в кухне и сразу сползла в полулежачее положение, став похожей на довольного жизнью кота. – Ленка обещает тебе вторую ногу сломать, как только ты появишься в классе.

– Что так?

Ира осторожно положила торт на стол, оперлась о столешницу руками. Выгоревшая бордовая скатерть, желтый картон коробки. Красиво. Мир вообще красив и разнообразен.

– В тебя теперь все влюблены. Особенно после истории с елкой. Красивая она получилась. Никто не поверил, что она из парка, когда Лешка ее приволок.

Историю с елкой она уже слышала. Приходила Аня Ходасян, с восторгом рассказывала о том, как всем классом наряжали лесной подарок, как Курбанова снова пыталась поднять мятеж, но в результате ушла из класса она одна. Щукин прислал фотку елки по скайпу. Красивая. Не зря ходили. Даже Парщиков звонил. Пошутил, как будто звонят из полиции. Ира его послала. Теперь она все больше общалась с Лешкой. По Интернету. Так было удобней.

– Это ты Митьке рассказала про Сашу?

– Да, – Катя и не думала смущаться. – Хотела, чтобы он от меня отстал, привела пример настоящей любви.

– А он пошел и заложил нас в милиции, – качнула головой Ира. Что-то надо было сделать? А! Чайник поставить.

– Я не знала, что он такой дурак.

– А теперь знаешь?

– Знаю, – Катя улыбалась. – Жизнь – слабо управляемый процесс.

Ира все дни проводила за компьютером. С ногой ничего страшного – растяжение, но ходить было больно, поэтому ей рекомендовали покой. Вот она и соблюдала его. До сегодняшнего дня. Все фильмы в Сети пересмотрела, задружилась с черноволосым Сашей из клуба. Даже с Лизой немного пообщалась. После уроков неизменно появлялся Щукин.

Чайник засипел. Ира дернула язычок на коробке торта. Нож лежал в раковине.

Слова появились как-то сами собой.

– Знаешь, я поначалу хотела тебе отомстить. Все придумывала, как сделать это побольнее. А потом поняла, что нет ничего страшнее равнодушия. Мне и в самом деле сейчас все равно, что ты делаешь и с кем играешь в очередные игры.

Вафельный торт крошился, чайник недовольно посвистывал.

Чашка, чашка, где ты, чашка?

Катя села ровнее.

– Это была шутка.

– Это была осень.

– Хочешь, я дам прочитать свою книгу?

– Нет.

Чайные пакетики, кипяток.

Вдруг вспомнила, с какой неохотой Катя выжимала из себя подробности про Сашу, как не сразу отвечала на вопросы – она все придумывала на ходу, пытаясь сопоставить, что уже рассказала, а чего еще не было. Самые убедительные истории звучали по телефону, к ним Катя готовилась. А вот с ХИшками она переборщила. От Лизы Ира знала, что самая крупная игра по Толкиену проходит всегда в начале августе, а не в ноябре. В конце осени в Екатеринбурге и правда снег уже лежит.

Чайный пакетик медленно опускался на дно, от него шли коричневые разводы, прозрачная вода темнела, веревочка напитывалась влагой, бурая капля лениво стекала по стенке чашки.

Катя молча пила чай, хрустела тортом. Интересно, на что она надеялась? Что Ира ее простит? Она на нее и не сердилась, просто больше не хотела находиться рядом с этим человеком. Ее больше ничего не держало около Кати, ее не интересовало, как посмотрит на нее Митька, ее больше не будет удивлять, если Ленка снова заставит Лешку сидеть рядом с собой. Все это была жизнь. Их жизнь. Ну а у нее своя жизнь. И ей больше не хочется тратить ее на чужие игры.

– Я пошла, – Катя погоняла во рту чай, смывая прилипшие к зубам вафли. – Ты когда в школу?

– В понедельник.

– В понедельник мы уже не учимся.

– Значит, в новом году.