Алина Знаменская: Колыбельная для Волчонка

Итак, он приехал. С ним все в порядке, и, судя по всему, он собирается к ней.

Она улыбнулась, взяла с соседнего кресла пульт и выключила телевизор. Наступившая тишина колыхнулась в пространстве предчувствием встречи.

Дверь в ванной скрипнула, и в проеме показался Свечников — лицо его было ровно наполовину намылено пеной для бритья.

Увидев Ирину, он удивленно заморгал. Побритая половина лица обнажила улыбку. Ирина чуть шевельнулась в своем кресле.

В два прыжка Свечников очутился у ее ног, сел на пол и молча ткнулся намыленным лицом ей в живот. Мыльная пена целиком осталась на ее бирюзовом костюме.

— Вот спасибо! — поблагодарила она, отстраняя его лицо, чтобы разглядеть его, глянуть в глаза. И не смогла удержаться от смеха. Теперь на месте пены выступила трехдневная щетина, тогда как другая половина лица была гладко выбрита. Ирина провела ладонью по небритой щеке и прерывисто вздохнула.

— Ты нарочно не дождалась моего приезда, чтобы посмеяться надо мной?

Свечников поцеловал ее ладони.

— Конечно, — подтвердила Ирина. — И еще чтобы ты испортил мой новый костюм…

Костюм на животе был белый от пены и, конечно, насквозь промок. Мокрой стала и юбка.

Свечников устроил подбородок на ее коленях и стал смотреть на нее снизу.

— Ты приехала сама… Значит, соскучилась, — констатировал он, не отрывая глаз от ее лица.

— Ничего подобного, — в тон ему ответила Ирина. — Просто хотела застать тебя в неофициальной обстановке. Без косметики.

— Ну и как я тебе?

— Ты ужасен. Особенно твоя левая половина лица.

Ирина наклонилась и поцеловала его заросшую щетиной щеку.

Свечников шевельнулся и обнаружил, что ноги ее укрыты его свитером.

— Ты замерзла, — догадался он и вскочил на ноги.

— Нет-нет! — живо возразила Ирина, потому что не хотела, чтобы Свечников отходил от нее даже на минуту. Даже для того, чтобы добрить лицо. Но он уже метнулся куда-то на кухню и минуту спустя вернулся с большим целлофановым пакетом.

Он взял его за углы, тряхнул хорошенько, и у ног Ирины вздохнул ворох искристого, совсем живого меха. Она охнула. Свечников поднял этот ворох, расправил и укрыл Ирину целиком, до глаз. Это была легкая, непонятного меха шуба под цвет ее волос.

— Ну и ну! — выдохнула Ирина. К такому она не была готова. А Свечников сел на корточки и обнял ее ноги.

— Хочу, чтобы ты, мерзлячка, полюбила зиму, — повторил он свою давнюю фразу.

— Я ее уже люблю. Очень.

На улице было совсем темно. Густоту сумерек чуть разбавляли блики уличных фонарей. Последние листья носились по асфальту в поисках приюта. За дорогой шумел своей вечерней жизнью спальный мегаполис. В его желтых бессонных глазах творилась жизнь. Сотни историй кипели в этих сотах человеческого улья. Тысячи судеб пересекались невидимыми, до предела натянутыми нитями и напряженно звенели в извечном своем стремлении к счастью. А где-то далеко, в космической колыбели уже готовился к жизни новый век, сладко чмокая во сне губами.