Инга Берристер: Опасные шалости

А она наверняка ее потеряла. Иначе Невил обязательно связался бы с нею.

В аэропорту Карачи Дорис опять ожидала накладка, на этот раз с билетами. Ее место отдали кому-то другому. Чиновник выразил сочувствие и пообещал предоставить ей первое же вакантное место из резерва.

Восемнадцать часов спустя, оказавшись, наконец, на борту самолета, летевшего в Манчестер, Дорис не могла определить, чем вызваны возникшие колики и тошнота: простудой, подхваченной накануне, или нервным напряжением. Когда стюардесса предложила еду, она отрицательно мотнула головой, борясь с дурнотой и слабостью. Женщина, сидевшая рядом, сочувственно улыбнулась:

— Я знаю, как это бывает. Когда ждала первого, меня тошнило все первые шесть месяцев. Утренняя слабость! Это просто шутка. Меня рвало утром, днем и вечером, двадцать четыре часа в сутки каждый день. Но в конечном итоге мучения стоят того, — еще шире улыбнувшись, добавила она.

Дорис в оцепенении уставилась на соседку. Беременна? Она? О нет! Невозможно. Не может быть! Не может?

«Возможные последствия будут означать брак», — сказал ей тогда Невил. Но это действительно было тогда и там, а теперь она уже здесь, почти в другом измерении.

Конечно, женщина могла ошибиться. Вероятно, она и не беременна. А если да, что скажет Невил? Что он сделает?

К моменту приземления Дорис дошла до полного физического и эмоционального изнеможения. За время полета она перебрала все признаки, которые могли означать ее предполагаемую беременность. Жестокая правда преследовала ее, словно молчаливый враг, по пути к таможенному контролю.

Если Невил теперь настоит на браке, Дорис никогда на деле не узнает, сделал ли он это из любви или лишь повинуясь чувству долга. А Невил никогда не узнает, говорила ли Дорис правду, признаваясь в полном доверии. На ребенка, их ребенка, ляжет тяжелое бремя взаимной неспособности родителей полностью открыться друг другу, проявить искренность.

Пройдя таможенный досмотр, Дорис уже имела решение. Она не сообщит Невилу о беременности не только ради него, но и ради их ребенка.

Погруженная в горестные раздумья, Дорис прошла бы мимо солидной фигуры мужчины, наблюдавшего за утомленными пассажирами, направляющимися к выходу, если бы он не выкрикнул внезапно ее имя.

— Невил! — не веря глазам, как вкопанная, остановилась Дорис.

Он выглядел усталым и хмурым. В глазах появились красные прожилки, подбородок был колючим.

— Слава Богу, с тобой все в порядке, — с облегчением сказал Невил, забирая у нее багаж и беря девушку за руку. — Я пытался дозвониться тебе, но среди постояльцев отеля тебя не оказалось, потом не оказалось и на намеченном рейсе.

Невил держал ее так, словно был полон решимости никогда не отпускать.

— С номером возникли проблемы, — ответила Дорис, чувствуя, как душа ее рвется ввысь.

Невил здесь! Он решил ее встретить. Он пытался связаться с нею.

— Я тоже пыталась тебе позвонить, — сообщила она. — Но тебя не было.

— Да, меня не было на ферме. Я уехал к Джону. Он отравился алкоголем в ночь твоего отъезда, и мне пришлось позаботиться о нем. Дорис…

— Невил…

Они оба остановились и заглянули друг другу в глаза.

— Невил… — снова начала дрожащим голосом девушка, сердце ее переполнилось от любви и радости, она видела, что Невил не сводит с нее глаз, что она все-таки значила для него достаточно много, чтобы приехать сюда и ждать столько часов…

— Нет, — мягко прервал ее Смайлз. — Позволь мне начать первым… пожалуйста!

Дорис потрясенно смотрела на него. Она так хотела объяснить, как не прав он был, подозревая ее в недоверии, в том, что она якобы поверила словам Гласса. Невил должен знать, как много значил для нее его приезд в аэропорт, какие чувства она испытала, увидев его здесь, увидев любовь в его глазах…

— Я люблю тебя, Дорис, — твердо произнес Смайлз. — И если признание, что я нуждаюсь в тебе больше, чем в собственной гордости, принижает меня как мужчину, пусть будет так. Я не собираюсь притворяться, будто твое доверие не…

— Невил, не надо! — поспешно попросила Дорис. — Я как раз хотела сказать, что доверяю тебе полностью. Я поняла это, когда слушала бред Гласса, будто ты заманил меня в постель, чтобы заставить изменить таким образом мнение о курсах. Ложь была настолько очевидной, — брезгливо добавила она. Потом голос ее потеплел. — Именно это я собиралась сказать, когда ты вошел, но не успела, — слегка вздрогнув, продолжала девушка. — Мне пришлось выслушать Тома Гласса, чтобы разглядеть правду: я ревновала к твоему бизнесу, к твоему энтузиазму. Боялась, что каким-то образом Центр встанет между нами.