Но Наталью ничто не могло сломить. Ведь талантливый человек талантлив во всем! Оценив ситуацию и подхватив меня под руку, она двинулась к выходу. Подметая пол своей белой хламидой, нам наперерез кинулся портье.
– Слушай, дорогой, ду ю спик инглиш, мистер, йес? – начала наступать Наталья. – Мы сейчас гоу то ломбард. Ты понял – ломард, ты, чучело! И вернемся с деньгами, кам бэк с баблом. Понял, йес?
Араб отступил. Наталья умудрилась за считаные часы найти в окрестностях ювелирную лавку, куда мы и отнесли все наши золотые украшения, включая обручальное кольцо, оставшееся мне от моего недолгого замужества с золотопромышленником. Там же, в лавке, остался и подаренный Наталье погибшим мужем золотой кулон с бриллиантами, с которым она не расставалась никогда. Этот кулон и решил нашу судьбу. Конечно, Наталья могла бы этого не делать, и когда-нибудь наши близкие вытащили бы нас из Арабии. Но, приложив ладонь к моему горячему лбу и мгновенно сделав вывод, что вынужденное пребывание здесь обернется для меня самыми неприятными последствиями, Наталья сняла кулон с шеи. Сделать это ей было, наверное, тяжело, память о муже была очень дорога ей…
В общем, кое-как мы наскребли нужную сумму, расплатились с отелем и отправились в аэропорт. Денег на такси у нас, конечно, не осталось, и мы несколько часов тряслись в дребезжащем автобусе под удивленными взглядами случайных попутчиков – женщин в чадрах и темнобородых важных мужчин.
Дорогой Наталья вещала:
– Ну вот все и закончилось. Бабло побеждает зло! Но каков красавец-то оказался, а? В Москве расскажем, засмеют. – И она заливисто хохотала.
Через час мы были в аэропорту, а через пять часов ступили на родную землю.
Самое удивительное, самое странное и немыслимое, а может, напротив, самое естественное и реальное, что всего через пару лет после нашего дружеского альянса мы с Натальей по самому пошлому поводу разругались до мальчиков кровавых в глазах. Хитросплетения женской дружбы, извечная сущность коварного Адамова ребра.
И так всегда, люди мелькают, сменяют друг друга, оставляя за собой лишь обрывочные воспоминания, яркие, блестящие и пустые, словно конфетные фантики. И остается лишь грезить о них наяву, сидя в гримвагене и наблюдая, как за окном мечутся осветители, устанавливающие кинофло.
Хочу все-таки извиниться. Разумеется, все это я пишу не просто так, графоманского порыва ради, вне всякого сомнения, я имею определенную цель.
Большую роль в моей жизни всегда играли сны. Поразительно воздействие их на мою острую интуицию. Более всего я доверяю им, гораздо больше собственного трезвого ума или расчета. Во сне мне приходят совершенно правильные решения, казалось бы, неразрешимых проблем или даже образы людей, которые попытались или попытаются эти проблемы сотворить.
Однажды во сне пришел ко мне один человек, некогда близкий мой друг, впоследствии зверски убитый. Человека этого я в прямом смысле слова обожала и втайне от себя самой жалела, что мне он не достанется ни в каком виде и никогда. Думаю, именно в ночь его убийства я разом повзрослела и осознала, что с детством покончено раз и навсегда, ведь детство – сказочная страна, где никто не умирает.
И вот он пришел ко мне во сне и уверял, что не умер и что мне надо обязательно его навестить. Навещать его я пошла на Даниловское кладбище, еле отыскав могилу. И там, размазывая хлынувшие потоком по загримированному лицу слезы, поняла одно: он позвал меня не просто так. Он благословил меня на будущее творчество. Ведь он сам был замечательный писатель. Я его услышала. И первая моя книга целиком и полностью посвящена ему.
Он был доктором, пластическим хирургом. Есть в этой профессии что-то дьявольское – корректировщики божьего замысла, творцы идеально прекрасных гомункулов. Я, если говорить пафосно и красиво, взялась за перо и принялась за любимое дело – лгать, мистифицировать, сочинять и додумывать. И впоследствии мне уже трудно было понять, где кончается реальный, ушедший уже человек и начинается выдуманный персонаж – пластический хирург, запутавшийся в жизни, терзаемый кошмарами об атаках сотворенных его рукой клонов, где кончаются монологи моей героини и начинаются мои собственные воспоминания.
Я пила отвратительный казенный кофе и понимала – вот и все. Случилось наконец то, чего я так долго боялась и наверняка ждала, как, видимо, приговоренный к высшей мере ждет своего часа, чтобы отмучиться и уснуть на веки вечные. Ибо самая безжалостная, самая растянутая во времени кара – это ожидание.
Читать дальше