Людмила Анина: Та, что ждет

Очаровашка

и что же тебя беспокоит?!))

f lame

не знаю….

Очаровашка

тут уж я не смогу тебе помочь…

flame

понимаю…

Очаровашка

а что тебя беспокоит?!.. что я настолько отвратительна?!)) да нет вроде бы…)) очень даже ничего…))

flame

нет, не внешность….

Очаровашка

что же тогда?!..

flame

не знаю, не могу понять….

Очаровашка

может быть, будет лучше, если ты не поедеш ь?!.. может быть, в тебе борется желание ехать и не ехать?!…

flame

тогда для чего это все?????

Очаровашка

это я тебя хотела бы спросить… ты же боишься — не я……

flame

не знаю я……

Очаровашка

Алеш, ты свободен в своем выборе… я не неволю тебя… ты примешь то решение, которое сочтешь нужным… может быть, ты еще не готов к каким-либо переменам в своей жизни… это можно понять….

flame

я хочу приехать, но…. я не знаю, как все сложится дальше…. вот….

flame

ты боишься, что я начну что-то требовать от тебя?!.. (смотрит на него мягко и несколько отстраненно)….

flame

нет…. я за себя боюсь….

Очаровашка

если боишься — тогда не делай ничего… не езжай никуда… поезжай с женой отдыхать…. может, для тебя так будет лучше…

Она сжала кулаком край подушки, пряча лицо в нее, дрожа от слез и воспоминаний, стягивающих ее легкие стальной колючей проволокой.

Невозможно дышать.

Невозможно говорить.

Господи, как же больно…

Она свернулась на углу постели клубком и обхватила руками подушку — спрятавшись в одеяло, словно больная зверюшка в глубокую нору, чтобы там тихо умереть.

В среду утром она поднялась с постели разбитая, больная — осознание всего случившегося, наконец, накрыло ее с головой, наглядно раскладывая все по полочкам.

Чем он сейчас занимается? Чем?

Ходит по магазинам с семьей?

Занимается сексом с женой?

Или уже давно окучивал другую барышню, местную, и пока она, как влюбленная дурочка, носилась здесь со своими мечтами, наслаждался завоеванием новых территорий?

Ей ничего не хотелось.

Ничего.

В холодильнике — салат, который она приготовила в субботу утром. Кастрюлька с супом. Какие-то йогурты, две сладкие булочки…

Две.

Две.

На завтрак.

Который она сама себе придумала.

— Лерочка, детка, он приехал?

Четверг подходил к концу. Медленный летний день угасал за окном, равнодушный ко всему происходящему.

Не хочу ничего.

Не хочу.

— Лерочка, что ты молчишь?

Мама, я дура, понимаешь?

Дура.

Твоя дочь идиотка, которой может воспользоваться любой подонок.

Ее так легко обмануть — нужно всего лишь ей спеть песенку о великой и большой любви.

И даже ничего делать не придется больше — она сам все сделает.

— Детка, может быть, ты вернешься домой?

Слезы лились по ее лицу, не останавливаясь, — она слышала мамин голос будто во сне, отрешенно, со дна глубокой темной пропасти, в которой сейчас находилась.

Не домой.

Только не домой.

Папа сожрет ее.

Высмеет.

И она уже никогда не сможет поднять голову.

— Папа волнуется за тебя. Мы оба волнуемся.

Мама, я ведь дура.

Зачем я вам нужна такая?

В воскресенье на мобильный телефон позвонила Полина.

Минута. Разговор ни о чем.

Она не хотела говорить.

Не хотела.

— Лерусик, ты опять перепутала цифры в таблице! — Леня с недоумением протягивал напечатанный ею раньше факс, который она передала ему для подписи. — Будь, пожалуйста, повнимательнее, хорошо?

Она кивнула, безучастно приняв назад бумагу, и положила ее рядом с собой на стол.

Счет ошибкам, которые она сделала за истекшие три недели, был уже давно потерян. Она забывала передавать сообщения, даже предварительно их записывая, делала грубейшие опечатки, ставила не там цифры и печати. Документы отправлялись в письмах без подписи, и рассвирепевшая Асанина уже второй раз грозила ей увольнением.

Да, да, она исправится.

Обязательно исправится.

Сейчас.

Прошло уже три недели с того злосчастного отпуска, а Леша так и не появился в аське. Оправдались ее самые дурные предчувствия, самые жестокие папины слова оказались чистой правдой. За все это время из Перми не пришло ни одной весточки, ни одного слова — словно ее и не существовало никогда в его жизни.