Джанет Иванович: Одна дамочка с пистолетом

- Ты в порядке? – обратился ко мне Альфа. – Плохо выглядишь.

Я не подняла головы.

– Меня сейчас стошнит.

- Тебе нужен таз?

Голова все еще была между колен. Я потрясла ею

- Нет. Дай мне минуту перевести дух.

Рядом в клетке бегал Рекс. Я не могла вынести, зная, что, может, вижу его в последний раз. Забавно, как можно привязаться к такому маленькому созданию. В горле образовался ком при мысли, что Рекс осиротеет, и послание вернулось ко мне. Сделай что-нибудь! Делай хоть что-то !

Стиснув зубы, я вознесла короткую молитву и бросилась вперед, кинувшись на Альфу, ударив его головой в живот.

Альфа издал рык, и пистолет выстрелил поверх моей головы, разбив окно. Если бы я была круче, то нанесла бы следующий хороший удар ногой по яйцам, но я действовала с безрассудной энергией, от адреналина кровь бросился мне к голову. Я была в состоянии «сражайся-или-беги» (рефлекс на стресс, доставшийся нам от животных, психологический термин – Прим. пер.), и легче всего было выбрать бегство.

Я бросилась прочь через открытую дверь спальни в гостиную. И была уже почти в прихожей, когда услышала щелчок пистолета, и мою левую ногу, как током, пронзила боль. Я завопила от боли и удивления, потеряв равновесие. Потом схватила сумку с прилавка двумя руками и стала искать мой тридцать восьмой. Альфа возник на пороге кухни. Он поднял оружие и прицелился.

– Сожалею, - сказал он. – Но выбора нет.

Нога моя горела, сердце колотилось в груди. Нос кровоточил, и глаза застилали слезы. Я взяла двумя руками мой маленький «Смит и Вессон», все еще находящийся в сумке. Сморгнула слезы и открыла огонь.

14

Дождь тихо барабанил по стеклу в гостиной, состязаясь со звуками, которые издавало колесо Рекса. Прошло уже четыре дня с тех пор, как меня подстрелили, и боль перешла в раздражающую, но вполне терпимую свою разновидность.

А вот душевное здоровье поправлялось куда медленнее. У меня еще случались ночные кошмары, и я все еще боялась оставаться одна в квартире. Застрелив Джимма Альфу, я подползла к телефону и позвонила в полицию, прежде чем отключилась. Они появились вовремя, чтобы схватить Рамиреза на полпути ко мне на пожарной лестнице. Затем они увезли его в тюрьму, а меня - в больницу. К счастью, мне повезло больше, чем Альфе. Он был мертв. Я - жива.

На моем счету в банке покоились десять тысяч долларов. Ни цента еще не было потрачено. Меня задержали семнадцать стежков на моей заднице. Мне хочется сотворить что-нибудь безответственное, типа слетать на уик-энд на Мартинику, когда снимут швы. Или, может, сделать татуировку, или выкрасить волосы в красный цвет.

Я подпрыгнула от стука в дверь. Было почти семь вечера, и я не ожидала гостей. Осторожно я выползла в прихожую и приложилась к глазку. Челюсть у меня отпала от вида Морелли в спортивной куртке, джинсах, гладко выбритого, подстриженного. Он смотрел прямо в глазок. И самодовольно улыбался. Знал, гад, что смотрю на него, сгорая от любопытства, благоразумно ли поступлю, если открою дверь. Он помахал, и я вспомнила, как две недели назад ситуация была прямо противоположная.

Я отомкнула два засова. Но оставила цепочку на месте. Заскрипела дверью.

– Что?

- Убери цепочку, - сказал Морелли.

- Зачем?

- Потому что принес тебе пиццу, и если наклоню ее, чтобы тебе отдать, весь сыр смажется.

- Пицца от Пино?

- Конечно, это пицца от Пино.

Я переместила вес с левой ноги, чтобы облегчить боль.

– Зачем ты принес мне пиццу?

- Не знаю. Захотелось. Ты собираешься открыть дверь или как?

- Я еще не решила.

По его физиономии медленно расплылась дьявольская улыбка.

– Ты меня боишься?

- Угу… да.

Улыбка еще пребывала на месте.

– Так и должно быть. Ты закрыла меня в холодильнике с тремя трупами. Рано или поздно я с тебя за это спрошу.

- Но не сегодня?

- Нет, - подтвердил он. - Не сегодня.

Я закрыла дверь, сняла цепочку, и распахнула врата ему навстречу.

Он положил белую коробку и упаковку пива на стойку и повернулся ко мне.

– Что-то, похоже, немного медленно топаешь. Как себя чувствуешь?

- Нормально. К счастью пуля разорвала немного жира и по большей части повредила стену в коридоре.

Его улыбка увяла.

- Как ты на самом деле себя чувствуешь?

Не знаю, как Морелли это удается, но он всегда может пробить мою защиту. Даже, когда я была на страже, и сохраняла бдительность, Морелли мог достать меня, завести меня, заставляя сомневаться, в своем ли я уме, и, вообще, возбуждать во мне самые неподходящие чувства. Беспокойство крылось в уголках его глаз, рот он сжал, в противовес легкомысленному тону вопроса.