Тиана Веснина: Брачный приговор, или Любовь в стиле блюз

— Вы!.. Как я вам благодарна!

Виктор что-то проурчал в ответ.

— Да, конечно. Прямо сейчас? А!.. Вы уже внизу. Хорошо.

Милла открыла шкаф, схватила одежду и скрылась в ванной. Минут через десять она вышла полностью одетая.

— Виктор просил спуститься. У него срочное дело ко мне.

Игорь посмотрел на нее долгим взглядом.

— Ну почему ты мне не веришь?

— Потому, что ты сам не веришь себе. Пока! — приподнявшись на цыпочки, поцеловала она его в щеку, словно прощаясь со старым другом.

Виктор поджидал Лиманову у машины. Завидев ее, он открыл дверцу и подал ей руку.

— Здравствуйте, — задержала она свою руку в его.

— Здравствуйте…

— Вот, оказывается, кому я обязана своей жизнью и свободой, — глядя на него с жадным любопытством, начала она и смолкла. Виктор собрался что-то сказать, но она опередила его: — Если бы вы знали, что я пережила! Какой это ужас! Еще там, на корабле!.. — говорила она с горящими глазами. — Это не человек… Он… — голос ее пресекся, и к глазам подкатили слезы.

— Я знаю, — пожал Виктор ее руку.

Она вспыхнула с приоткрытыми от изумления губами.

— Ах, да! — кивнула. — Вы же все знаете.

Виктор опять хотел что-то сказать, но не успел вставить слово в образовавшуюся паузу.

— Вы поймали этого монстра?!

— Поймали, — почувствовав сухость во рту, проговорил Виктор и на долю секунды перестал себя контролировать. Тепло, энергия, исходившие от этой женщины сделали его беззащитным.

— Впрочем, — Милла вздохнула и подняла глаза вверх, чтобы не показывать своего разочарования, — один раз его уже сажали в тюрьму. Но он сбежал. Боюсь, и на этот раз он вывернется. Но ведь что-то можно сделать? О! — ее глаза сузились, и в них загорелась ненависть. — Я бы его на части разорвала, я бы… не знаю, что с ним сделала, — говорила она, потрясая кулаками. — Неужели ему опять удастся уйти? Ну да, начнется волокита… Ведь он иностранец. Наймет адвокатов, и те изо всех сил будут стараться, чтобы этот подонок избежал наказания. Но я! Я обязательно напишу заявление в милицию! — запальчиво воскликнула она и почти тут же потухшим голосом заметила: — Впрочем, один раз я уже писала в полицию…

— Прошу вас, — Виктору наконец удалось предложить ей сесть в машину.

— Ах, да! Простите, я вас заговорила. Но вы не представляете, какое это жуткое, разъедающее тебя, словно кислота, чувство — видеть торжество подлеца.

— Представляю, — обернувшись к ней с первого сиденья, сказал Виктор. — Сколько раз так бывало: гоняешься за каким-нибудь отморозком, теряешь друзей, бойцов, наконец арестуешь его. А несколько месяцев спустя он бросает на тебя презрительный взгляд, выходя оправданным из зала суда. Я не однажды переживал это. И отлично знаю, как терзает невозможность наказать зло. Поэтому на этот раз я решил подстраховаться. Пусть себе нанимает адвокатов, связывается со своим посольством… — усмехнулся Виктор.

— Что же вы с ним сделали?

— Ничего.

Милла отвела глаза, чтобы скрыть разочарование.

— Его на два дня, в виду возникшей неразберихи, посадили в СИЗО, в общую камеру, как педофила… Ну нет у нас отдельных камер. Что поделаешь!

Милла только выдохнула:

— А!..

— Сейчас его должны перевести в КПЗ. Я подумал, что вы были бы не прочь взглянуть на него.

Милла не нашлась, что ответить.

Она не узнала Ксавье, всегда заносчиво насмешливого, с гордой осанкой человека, который привык поступать только так, как хочет он сам.

Виктор тронул ее за локоть, привлекая внимание к согбенной фигуре мужчины в грязно-серого цвета рубашке, который, еле передвигая ноги, шел между конвойными.

Милла метнула на Виктора удивленный взгляд: «Это он?!» Виктор утвердительно опустил веки.

Дежурный загремел ключами, отпирая решетчатую дверь. Ксавье вышел и вдруг остановился, как вкопанный. Он увидел Миллу. Кровь бросилась в голову, он глухо застонал от осознания своей полной беспомощности и чудовищного позора. «Отомстила!» — пронеслось в голове.

Она смотрела на него с жадностью человека, стремящегося насладиться унижением другого.

Ксавье пронзила резкая боль и словно пригвоздила к полу. Конвой понукал его идти, но он не мог двинуться с места. Все, что с ним произошло, с новой силой вспыхнуло в памяти. Эти разъяренные морды, эти железные руки, как тиски, охватившие его холеное тело… Эта дикая боль!.. Умопомрачающее бешенство от бессилия… Закушенные до крови губы… И нескончаемый издевательский смех… и он, лежащий на полу… И вновь адские муки… Он потерял счет часам, дням, он потерял себя…