Ксения Любавина: С видом  на счастье

— Ну что вы, Алла Константиновна… мне даже приятно угодить вам.

Он молча курил, разглядывая меня в упор. Чувствуя себя примерно так, как если бы, поставив меня на шаткую табуретку, мне на шею накинули петлю, я забормотала:

— Слушай, Кирилл… кхм… Кирилл Артурович…

— Давайте, Аллочка, без церемоний…

— В общем… тут такое дело… это по поводу юбилея Виктора Сергеевича. То есть насчет подарка. Словом… Андрей… Туманов… потерял деньги, которые Ольга Романовна выделила на подарок… то есть у него их украли… в магазине. Вот мы и решили, что сами скинемся… так что…

— Кто это — мы? — с добродушной усмешкой прервал меня Кислевский.

— Мы с Никитиным, — не улавливая издевки, пояснила я.

— Во-она как… — задумчиво протянул он. — Ну что ж, похвально. А я-то тут при чем?

— Как при чем? Скидываются-то все, кто идет на гулянку. И Суровцева, и баба Лиза…

— А Ольга Романовна?

— Да ты что! Если она узнает…

Внезапно выражение его лица изменилось.

— Ну вот что, Алла Константиновна, — строго произнес Кислевский, выпустив струю дыма прямо мне в лицо. — Прекратите это вымогательство. Вам что, мало своих забот? Займитесь лучше продажей квартир, глядишь, может быть, когда-нибудь станете ведущим риелтором.

— Ты хочешь сказать, что денег не дашь? — уточнила я.

— Совершенно верно. А с какой стати я должен спасать чью-то задницу? Это головняк Туманова… тоже нашли кого посылать за подарком…

— Андрей не виноват… у него борсетку в магазине сперли. Там, между прочим, были и его собственные деньги, и ключи, и документы…

— Да мне плевать, что у него там было. Если прощелкал деньги, значит, пусть свои вкладывает.

— Но он же отдаст! Сейчас он просто не может… потому что у него дела идут не очень хорошо… но постепенно долги он вернет. И если тебя это так напрягает, тебе — в первую очередь!

Господи, если бы это было нужно лично мне, я бы плюнула и ушла. И плюнула бы не куда-нибудь, а прямо в гладко выбритое, холеное лицо этого Скупого рыцаря. Но я вызвалась спасать Туманова, а заодно и всю нашу честную компанию, оставшуюся без подарка, и не имела права на отступление. Кислевский тем временем продолжал глумиться надо мной:

— Я просто в недоумении: за каким чертом в нашем агентстве держат подобных горе-специалистов, которые не в состоянии свести концы с концами? И денег в казну не приносят, и сами ни шиша не зарабатывают. А тебе, кстати, не приходило в твою хорошенькую головку, что Туманов тебя разводит, как первоклассницу? Что, если он бабки прикарманил, а теперь вату катает, что, мол, украли и все такое?..

— Не говори ерунды!.. Андрюшка… он — честный, открытый… да ему в голову не придет то, о чем ты говоришь! — возмутилась я. Право же, подозревать Туманова в подобной подлости было не просто глупо, а даже непорядочно.

Но у Кислевского, по всей вероятности, имелось собственное представление о порядочности, довольно-таки своеобразное. Впрочем, у меня еще оставался один веский аргумент…

— Слушай, Кирилл… я все прекрасно понимаю. Не веришь Туманову — ну и бог с тобой. Не уважаешь его — тоже твое личное дело. Но ведь есть еще Виктор Сергеевич. Как-то некрасиво получится, если мы к нему на юбилей придем без подарка. И потом… он же твой родственник… и в агентство тебя пристроил тоже он, когда ты без работы остался…

Насколько я была осведомлена, Кирилл Кислевский, до того как податься в недвижимость, некоторое время занимал должность коммерческого директора одной компании — так говорил Виктор Сергеевич. Причина увольнения (тоже с его слов) была достаточно банальной для нашего времени — злопыхатели подсидели. Но, познакомившись с повадками Кирилла Артуровича, я поняла, что далеко не все там, на его прежней работе, было столь однозначно…

— Слушай, ты меня не совести, — ответил Кислевский. — Не надо меня упрекать в неблагодарности и в отсутствии родственных чувств. В своих отношениях с Виктором Сергеевичем я как-нибудь сам разберусь. Тебе ведь тоже на него наплевать. Я так понимаю, что твоя сверхзадача — этого недоумка Туманова отмазать, вот ты и стараешься. Только на кой хрен тебе это надо — вот чего я не пойму. Загадочная женская душа…

Он щелчком отправил окурок в урну и улыбнулся мне как ни в чем не бывало. Таким образом, болезненное мужское самолюбие, оскорбленное мной и попранное Василием Андреевичем, было с лихвой отомщено.

— Ну и гнида же ты, Кирилл, — сказала я, покачав головой.

В ту же минуту Кислевский больно схватил меня за плечо.