Лоусмит Дженет: Наследница рыжеволосой ведьмы

Шокли говорил, точно в трансе.

— Глухо, как из преисподней, доносился барабанный бой. Все туземцы упали на колени и начали рыть землю голыми руками, оглашая воздух пением. Внезапно я почувствовал, что я уже совсем не тот, все, что происходило, необычайно меня тронуло, изменив навсегда мою жизнь.

Застывшим взглядом уставился он перед собой, и Карен поняла, что он сумасшедший.

— Все взгляды были устремлены на меня. Жрица подошла ко мне, указывая на меня вытянутой рукой… Затем она произнесла восемь слов, ставших смыслом моего существования: «Мсти и бери то, что по праву принадлежит тебе.

Теперь Карен все стало ясно. И хотя она боялась его сумасшествия, несмотря на это, все равно испытывала сострадание к человеку, в чьих руках сейчас находилась ее жизнь.

— Я знаю, кто вы… и мне жаль вас.

Шокли удивился.

— Откуда вы это знаете?

— Я видела документ, где речь шла о ребенке, переданном Эльвирой фермеру Кори.

Он зло кивнул.

— Да, моя бабушка родилась глухонемой. Она была рабыней у Кори, с ней обращались, как со скотиной. Она невыразимо страдала. Когда родилась моя мать, никто не знал, кто отец. Кори вышвырнул ее на улицу, и она стала судомойкой.

— Куда вы везете меня? — спросила Карен.

— В сторожку лесника возле Броудмура. Как раз в то место, где была сожжена ваша прародительница Эльвира.

— Откуда вы знаете, кто я?

— Броудмур мне как дом родной. Мне знаком там каждый уголок.

Он засмеялся.

— Вы до смешного наивны, мисс Скотт. Ваша тетушка Элти даже заставляла меня поддерживать легенду о духе Эльвиры.

— И что же вы должны были делать? — хотела знать Карен.

— Да в основном простые вещи: поджигать сено, пугать людей на пустынных дорогах, спускать на них собак. Только одного она не знала, того, что я дрессировал их, натаскивал на убийство.

— А Чарли? Что с ним?

— Ах, бедный Чарли никогда никого не убивал. Я поклялся всех постепенно убрать.

Его глаза сверкали в темноте.

— Это я тайком в кухне подсыпал стрихнин в еду и молоко, сначала Чарли, а потом и Тери. Он практически не оставляет никаких следов, зато постепенно сводит людей с ума. Потихоньку я, так сказать, наловчился убивать. Стивена я поначалу не трогал, тот сам должен был допиться до чертиков. Для этого я убил Дебору. В лодку подложил легко взрывающееся вещество. По сути они оба должны были взлететь в воздух, но Стивену удалось, к сожалению, спастись. А Элти? Она вообще не стояла у меня на дороге. Была слишком стара и так или иначе должна была вскоре умереть.

Между тем они подъехали к домику лесника. Карен внесла туда Тери, которая даже не проснулась. Карен надеялась только, что девочка не проснется и не будет задавать вопросов.

— Что вы с нами сделаете? — дрожащим голосом спросила Карен.

— Ну, убью я вас, — с обезоруживающей откровенностью ответил Шокли. — Но у меня есть еще время. Я тут задумал великолепный праздник в честь столетия со дня смерти Эльвиры. Она умерла на костре в нескольких метрах от этого дома.

— И что вы хотите этим добиться?

— Все очень просто, — медленно пояснил он. — Если вы и ребенок будете мертвы, я останусь единственным, имеющим право на состояние Фоксвортов. Тогда Броудмур будет принадлежать мне.

— Вы забыли Стивена. А с ним у вас номер не пройдет.

— Стивен Бредли мертв, — злорадно произнес Шокли, — это его машина, пробив ограждение, упала в пропасть. И я ему в этом немножко помог. В общем-то вы должны были сидеть рядом с ним, я хотел накрыть одним сачком сразу двух мух. К сожалению, ваш побег нарушил мой план.

— Оставьте хотя бы ребенка в живых, — принялась умолять Карен.

— Мне кажется, вы меня не поняли, — резко ответил он. — Предсказание должно исполниться, поэтому все должны умереть.

За окном лаяли собаки. Шокли прислушался и подошел к двери.

— Простите, вернулись мои любимцы, я должен их покормить.

Шокли настоял на том, чтобы отнести Тери в спальню в нижнем этаже. Карен он поместил наверху.

— Нет, — кричала она, в отчаянии отбиваясь. Но он, грубо схватив ее за плечи, втолкнул в комнату. Карен споткнулась и упала на старую металлическую кровать. Комната была слабо освещена, невообразимо грязна и в ней было очень холодно. Там находились еще старый стул и шаткий комод. От запаха гнили и сырости перехватывало дыхание.

Карен знала, что находилась в своей могиле.

Закрыв лицо руками, она опустилась на жесткий деревянный стул. Ей хотелось заплакать, но слез больше не было. Единственным чувством, завладевшим ею, был страх, страх дикий, животный, но одновременно откуда-то из глубины сознания уже всплывала покорность судьбе.