Ли Майклс: Это не я!

Шарли взяла у проходящего мимо официанта бокал шампанского – в основном для того, чтобы чем-то занять дрожащие руки. Все готово, а она еще понятия не имеет, с чего начать.

Повернув к чайному столику, Шарли буквально налетела на Спенса и тотчас же отскочила назад. Ей было бы гораздо легче сделать свое признание в его отсутствие.

Шампанское в ее бокале, взметнувшись штормовой волной, едва не выплеснулось Спенсу на рубашку. Уверенно взяв ее за запястье, он отвел ее руку на безопасное расстояние.

Шарли сморщилась от боли.

– Извини, – сказал Спенс, отпуская ее.

– Я сама виновата. Это шампанское могло бы добавиться к длинному списку того, за что я должна просить у тебя прощение, – тихо сказала девушка.

Спенс, собравшийся было уйти, с недоумением на лице стремительно обернулся.

– Дожили! – презрительно фыркнув, прокомментировала, обращаясь к приятельнице, разряженная дама.

Спенс, холодно кивнув, отступил в сторону. В душе у Шарли все перевернулось. Ее с детства учили не обращать внимания на подобную грубость; Спенсу пришлось ценою своей крови научиться не обращать на это внимания – по крайней мере делать вид, что это его не задевает.

Шарли резко повернулась к даме.

– Вероятно, вы удивлены, что это я приношу извинения? – она даже не постаралась говорить тихо.

По толпе пробежал ропот. Спенс, снова очутившись рядом с Шарли, взял ее за руку.

– Ты выпила слишком много шампанского, – тихо произнес он.

– Я к нему даже не прикоснулась. – Посмотрев на него, Шарли улыбнулась. – Не беспокойся, у меня все в порядке. Но я должна кое-что сказать.

Девушка повысила голос, и, хотя смотрела она на Спенса, стало ясно, что обращается она ко всем присутствующим.

– Разрыв помолвки явился самой большой моей ошибкой, – звонким голосом произнесла Шарли, – и я глубоко сожалею о собственной глупости. Единственным оправданием является то, что я смогла полностью оценить достоинства мужчины, с которым должна была связать свою судьбу, лишь когда он совершил два абсолютно бескорыстных поступка.

Спенс, побледнев, стиснул зубы. Шарли не знала, вызвано это потрясением, гневом или страхом, что она сейчас поведает присутствующим об этих бескорыстных поступках – спасении ее жизни и чести Мартина. Она сказала себе, что это не имеет значения: останавливаться уже слишком поздно.

– И я хочу, чтобы он и вы все знали, что, если бы в моих силах было изменить случившееся, я без колебаний сделала бы это. Я почла бы за честь стать женой Спенса.

Прошло пять бесконечно долгих секунд. Спенс молчал. Шарли повернулась к выходу. Если она и выставила себя на всеобщее посмешище, то во имя доброго дела. А сейчас пора быстро уйти, опередив поток любопытных вопросов.

Шарли не смогла бы ответить, почему направилась прямо в домик садовника. Наверное, ей просто захотелось побыть одной. Свет она зажигать не стала. Свет зажженных в саду фонарей отбрасывал на стены причудливые тени. Глаза девушки быстро привыкли к полумраку, и она огляделась вокруг.

Увидев, что вся заказанная мебель уже доставлена, она рассеянно подумала, когда же это случилось. Сейчас перед камином стояли два мягких кресла с высокими спинками, а между ними – уютный столик. В комнатах пахло свежей краской и кожей. Но к этим приятным запахам примешивалось нечто, определимое только одним словом: одиночество. Сложись все иначе, сейчас домик был бы наполнен ароматом кофе и свежих булочек, смешанным с аурой любви.

Шарли погладила спинку кушетки, по-прежнему неуклюже стоящей посреди гостиной, как и в тот день три недели назад…

Опустив руки в карманы пальто, она нащупала письмо Спенса. В комнате было слишком темно, чтобы перечесть его, но прикосновение к шуршащей бумаге подействовало на девушку успокаивающе. Когда-то Спенс ее любил. Даже сегодня вечером Шарли увидела в его глазах отблески той любви – но только отблески.

Опустившись в кресло, она уставилась взглядом в неразожженный камин, гладя письмо. Она сделала все, что в ее силах. Возможно, перед отъездом из Хаммондс-Пойнта Спенс зайдет с ней попрощаться…

Поглощенная этими мыслями, Шарли подняла взгляд, и на мгновение ей показалось, что ее воображение нарисовало высокую тень за кушеткой. Но тень шагнула вперед – бесшумно, точно призрак.

Спенс молчал, и молчание это, казалось, длилось целую вечность. У Шарли задрожали руки: она поняла это по шелесту бумаги. Девушка взглянула на письмо.

– Я читала твою записку.