Морин Чайлд: Контракт для двоих

Это уже был прогресс.

— Ты опять вспоминаешь о нем.

Она повернулась к брату и, улыбнувшись, пожала плечами.

— Совсем чуть-чуть.

— Я звонил домой вчера вечером, — сказал Ник, облокачиваясь на изгородь рядом с ней, — и, если тебе от этого станет легче, Тони говорит, что Адам выглядит не очень здорово.

— Небольшое утешение, — она повернулась и прислонилась спиной к изгороди, глядя на брата. — Как ты думаешь, в данном случае можно сказать, что я рада это слышать?

— По-моему, можно. — Ник потянул ее за волосы, собранные в длинный хвост. — А еще Тони сказал, что мог бы хорошенько его отделать, стоит тебе только захотеть.

— Вот у вас, у мужчин, всегда так, — рассмеялась Джина. — Привыкли все споры решать кулаками.

Шум приближающегося автомобиля заставил ее обернуться. Джине не был знаком этот желтый пикап, и ее сердце молчало до тех пор, пока водитель открыл дверцу и вышел из машины.

— Кто бы мог подумать, — проворчал Ник.

— Адам, — выдохнула Джина. Адам прямиком направился к ним, и она, уж сделав шаг навстречу, обернулась к брату: — Ник, присмотри за Микки.

— Конечно, — кивнул Ник. — Но ты крикни, если захочешь от него избавиться.

Избавиться от Адама? Нет. Она совсем не хотела от него избавляться. Просто смотреть на него уже было удовольствием. Боже, как он хорош! Даже лучше, чем она представляла его в своем воображении. Кровь застучала у нее в висках, во рту пересохло.

Джина заставила себя замедлить шаг, в то время как ее внутренний голос приказывал ей броситься в его объятия и не дать уйти. Сколько должно пройти времени, чтобы умерла любовь, подумала она? Месяцы? Годы?

— Адам, какими судьбами!

Смутившись, он потер рукой шею.

— Вот, приехал повидать тебя. Сначала самолетом. А потом взял напрокат машину.

— Очень милый цвет.

Он скосил глаза и махнул рукой.

— Другие не лучше.

Джина улыбнулась:

— Но я не спрашивала, как ты сюда добирался. Просто, почему ты здесь?

— Увидеть тебя... сказать тебе...

Его глаза, казалось, были переполнены эмоциями, и Джина лихорадочно думала, что все это могло означать? Искра надежды вспыхнула в ней, но она тут же ее погасила. Нет никакого смысла надувать воздушный шарик, если по нему через секунду хлопнут рукой.

Неожиданно Адам нахмурился и, оглядев ее с головы до ног, спросил:

— С тобой все в порядке? Разве тебе уже можно вставать?

— Что?! — рассмеялась Джипа. — О чем ты говоришь?

— Я привез тебе кое-что. — Он вытащил из бокового кармана сложенный лист бумаги. — Это твое.

Выло достаточно одного взгляда, чтобы она узнала его. Их договор.

Ее плечи удивленно поднялись.

— Я не понимаю.

— Все очень просто. Я расторгаю его. Земля снова будет твоей.

Она перевела взгляд на бумагу, потом снова на Адама.

— С чего это вдруг тебе пришло в голову?

— Твой отец сказал мне.

Брови Джины сошлись на переносице. Что там еще придумал ее беспокойный папаша?

— Мне очень жаль. Джина. Я знаю, слова здесь не помогут, но это все, что я могу тебе дать. — Адам взял в ладони ее лицо, нежно провел пальцами по щекам. — И еще мне жаль, что я не ценил все то, что было между нами.

Ее отец обманул его. И, думая, что она в беде, Адам примчался сюда. В ней снова вспыхнула надежда. Джина втянула в себя воздух. Несмотря на холодный северный ветер, ей стало тепло, впервые с тех пор, как она покинула Калифорнию.

— Адам...

— Подожди. Дай мне закончить. — Он притянул Джину ближе и провел руками по ее спине, как бы пытаясь убедить себя, что она действительно здесь. С ним.

И Джина не делала ничего, чтобы остановить его. Она полностью отдалась чудесному ощущению вновь чувствовать себя в его объятиях. Чувствовать его запах, наполняющий ее. Силу его рук вокруг себя.

Когда он заговорил, ей показалось, что его голос вот-вот сорвется.

— Ты спрашивала, почему в доме нет фотографий Джереми и Моники. — Заметив, как она напряглась, Адам еще крепче прижал ее к себе. — Я не забыл их. Но есть кое-что, чего ты не знаешь. Никто не знает. — Чуть отстранившись, он посмотрел на нее. — Моника тогда хотела уйти от меня. Я был ужасным мужем, да, наверное, таким же и отцом.

Как многое это объясняло.

— О, Адам, ты винишь себя в их...

— Нет, — он покачал головой, — я не виню себя в их смерти. Хотя, если бы я вел себя иначе, возможно, этого не случилось бы. Нет, после их гибели меня терзало лишь сожаление — что я не стал или не мог стать тем, кто им был нужен.

Сердце Джины болело за него, но в глазах Адама она видела не только горечь, но и надежду.