Эйлин Драйер: Спасительная любовь

Леди Кейт предложила им свою карету, своих лошадей и своего кучера. Они воспользовались только первыми двумя; кучер сильно побледнел, когда узнал, Куда предстоит ехать.

Место кучера заняла Грейс, так что у сержанта были свободны руки, чтобы защищать их. Не желая Оставаться в одиночестве внутри кареты, Оливия уселась рядом с ними. Однако даже пистолет, лежавший у нее в большом кармане передника, не придал ей уверенности, когда они выехали на дорогу, ведущую в Шарлеруа.

Холмистую местность покрывали поля пшеницы, ржи и ячменя, тянувшиеся до горизонта и делавшие ее похожей на шахматную доску с рядами деревьев вместо разделительных линий. Развороченная дорога была забита сломанными повозками, мертвыми лошадьми, брошенными вещами и ранеными солдатами, из последних сил пытающимися добраться до Брюсселя.

На глаза Оливии не раз попадались солдаты, присевшие под деревьями в поисках тени, да там и умершие. Запах стоял ужасный: пахло смертью, гарью и кровью; Оливия знала, что это зловоние останется у нее в памяти до конца дней.

Она-то думала, что узнала в Брюсселе все, что можно узнать о страданиях. Одного взгляда на людей, мимо которых они проезжали, было достаточно, чтобы развеять это убеждение. Они шли едва живые, изнуренные, покрытые сажей, окровавленные, в лохмотьях, поддерживая друг друга, — и садились прямо посередине дороги, когда не имели сил идти дальше.

Их лошади и карета привлекали внимание, но взгляда на сержанта Харпера было достаточно, чтобы не делать попыток завладеть ими.

Проходили часы, они пробивались вперед, в сторону поля сражения, благо летнее солнце садилось поздно. Вдалеке слышались ружейные выстрелы, на горизонте то в одном, то в другом месте поднимались клубы густого дыма. Когда они добрались до Мон-Сен-Жана и повернули на запад, на дорогу в Нивель, Оливия заметила на востоке палатки и огни.

— Уже близко, мэм, — сказал сержант Харпер, беспрестанно вертя головой и не убирая пальца с курка, когда Грейс объезжала еще одну перевернутую повозку. — Видите дым?

Зачем он это сказал? Дым был везде, он застилал меркнувшее небо. Наступали сумерки, отчего общая картина становилась еще мрачнее. Оливия неловко повернула голову в направлении, куда указывал Харпер, и сердце у нее упало.

Боже мой. Такого не могло быть. Как мог здесь кто-нибудь выжить? Поля, на котором раньше качались колосья, не было. Был ковер из мертвых, тела — красные, синие и зеленые пятна, — словно людей размело бурей, лежали рядами, штабелями. В еще не полностью сгустившихся сумерках поблескивали сабли, кирасы, мушкеты, сотни лошадей корчились в предсмертных муках, некоторые уже распухли и скрючились.

И непрекращающиеся стоны. Человеческие, лошадиные. Словно плач по умершим, поднимающийся среди развороченных деревьев. Оливию выворачивало наизнанку.

— Храни нас Господь, — прошептал сержант Харпер; даже он был потрясен.

Над павшими уже склонялись люди с фонарями. Оливия не думала, что все они пришли, чтобы помочь. Ей захотелось соскочить на землю и разогнать их с помощью пистолета.

— Думаю, нам надо туда, сержант, — внезапно сказала Грейс, показывая рукой, и они стали смотреть туда, где над деревьями клубился еще один столб вялого дыма. — На западный фланг.

Оливия вгляделась. Красная кирпичная стена. Груды кирпича, а за ними белые оштукатуренные домики фермы — из проломов окон еще выбивались языки пламени. Еще тела, лежащие вдоль стен, среди разбитых, в щепки деревьев: живые, мертвые, разорванные в клочья, словно старые куклы. Дым делал нечеткой всю картину. Оливия тяжело сглотнула и вытерла руки о платье. Как они смогут найти отца Грейс? Как они смогут даже смотреть на этот ужас?

— Кажется, здесь, Шон, — спокойно сказала Грейс, когда они добрались до северной стены. — У ворот.

Карета остановилась, и Грейс сложила вожжи у ног сержанта.

— Дайте я взгляну, — сказал Харпер, беря ее за руку. — Вы останьтесь.

Грейс успокаивающе похлопала по его руке.

— Никто не обратит внимания на женщин, пока здесь будут ждать карета и лошади.

Оливия не была в этом уверена. Однако Грейс в конце концов убедила Харпера, и он помог им спуститься на землю.

— Мы не будем отходить далеко, — обещала Грейс, принимая из рук Харпера один из фонарей.

Оливия медлила. Она не может этого делать. Она не сможет наклониться ни над одним из этих бедных тел. Она не сможет вынести вида застывшего мертвого лица того большого усатого генерала и сказать об этом Грейс.