Г. Де Растиньяк - Приключения нежной Амелии

Он галантно предложил ей руку, и Амелия, помедлив, приняла ее.

– Если вы желаете заручиться моей дружбой, месье, не заговаривайте на эту тему никогда, – неуверенно высказалась она. Полковник чуть наклонился к ней.

– Никогда – ужасное слово, моя непреклонная красавица, – серьезно заметил он. Не произнеся более ни слова, он привел ее обратно к компании веселящихся гостей, и живая путаница их голосов показалась Амелии голосом из иного мира. Дело клонилось к вечеру, солнце низко висело на западе и от потемневшего парка веяло прохладой. Лакеи в ливреях торопливо расставляли свечи по парапету террасы, на которой уже обосновался оркестр. Отдельные пары кружили под веселые звуки вальса по гладким каменным плитам. Амелия разглядела мадам Дюранси, кружившуюся в руках красивого молодого человека, которого девушка знала как возможного жениха младшей из двух дочерей Делансэ. Глаза Амелии непроизвольно отыскали прелестную Аврору. Та стояла, прислонившись к увитой розами колонне, в очаровательном прогулочном платье из бело-золотого батиста, с чайной розой в темных волосах. Горящими глазами, с потерянным выражением на лице, следила она за своей красивой соперницей. Та с непринужденной границей летела в яблочно-зеленом парчовом платье и время от времени устремляла свой взгляд в растерянно мигающие глаза молодого человека, с которым она, несмотря на быстрый танец, казалось, поддерживала оживленный разговор.

Амелия слышала даже ее смех, долетавший до края террасы. Полковник галантно склонился к девушке.

– Позвольте пригласить вас на танец?

Амелия хотела отказаться, но что-то в лице собеседника удержало ее от этого. Против своей воли она сделала небольшой кокетливый книксен. Минуту спустя она уже кружилась в его руках.

Полковник был отличным танцором. К великому ее облегчению он не пытался прижать ее к себе, чего она главным образом и опасалась, но при всей деликатности держал ее достаточно твердо, чтобы она могла дать волю своим движениям.

Прикосновение его руки было для Амелии сродни физической ласке, против которой невозможно обороняться. Она поражалась самой себе, с таким жаром и охотой она спрятала бы свое лицо в сукне его мундира, вдыхая исходивший от него терпкий запах, запах кожи, лошадей и табака, внушавший ей полное доверие.

Она невольно вспомнила, что от отца тоже всегда пахло табаком и лошадьми. Ей запало в память, что когда с ней, в бытность маленькой девочкой, случались какие-либо неприятности, и она, плача, спасалась в объятиях его рук, ее всегда сопровождал этот мужской запах, с тех пор навсегда связанный для нее с чувством защищенности.

Она совсем было задохнулась, когда музыканты смолкли и на секунду отложили в сторону инструменты.

– Ах, я изнемогаю от жажды! – со вздохом сказала она и сладострастно поджала губы.

Полковник поспешил принести девушке бокал шампанского, и та торопливо опустошила его. Когда с началом следующего танца он вновь положил руку на ее талию, сопротивления не последовало.

Александрина следила за ними краем глаза, а сама флиртовала с Гастоном. Тот старался сверх всякой меры, благо момент и в самом деле был благоприятным для того, чтобы предъявить Александрине свидетельства своей преданности. Приятно было пополнить ряды почитателей этим молодым франтоватым птенчиком, и ей вполне хватало на данный момент телячьего взгляда красавца Гастона, завороженно уставившегося на протяжении всего вальса на ее декольте. Ей хватало сейчас этих потных рук, невнятных признаний и скомканных фраз – бесспорных свидетельств того сладострастного смятения, в которое она ввергла всех этих молодцеватых молодых людей, вьющихся вокруг нее как бабочки вокруг ярко горящей свечи. Александрина сама горела и страстно жаждала ощутить себя в объятиях настоящего мужчины, который из глубины своих глаз подсмеивался бы над ней, как этот несносный Шарль подсмеивается сейчас над Амелией. О, она найдет повод встретиться с полковником сегодня ночью! Это будет великолепная схватка двух хищников! Она уже слышала, как стонет под его суровыми ласками, и мысленно тонула в том сладостном опьянении, которое он и только он способен был подарить ее телу. Шарль был чудесным любовником, наилучшим из того, что может пожелать себе искушенная и ненасытная в любви женщина. Он не довольствовался теми пошлыми нежностями, обилие которых доводило ее до тошноты в роли нежной возлюбленной месье де Сен-Фара. Но она сумела добиться достоверности игры, и ставка во всех отношениях оправдала себя. Ставка, которая к тому же не потребовала от нее сколь-нибудь значительных жертв. В конце концов, разве не удавалось ей, покидая вялые объятия своего простодушного кавалера, всякий раз получать очередную материальную компенсацию? Но Шарль… Шарль!.. С ним все обстояло иначе. Его объятия были жесткими, почти грубыми, он был безжалостен, он совершенно не церемонился. Он не успокаивался, пока она не впадала в забытье, а ее ногти и зубы не начинали терзать его плоть, как когти и клыки хищного зверя! Он смеялся над нею, поверженной в прах, и оставался хладнокровен и высокомерен! Он играл ее телом, как играют на музыкальном инструменте, извлекая звуки, пугающие ее саму. Возможно, Александрина и полюбила бы Шарля, если в принципе была способна на подобного рода чувства. Во всяком случае, она его страстно желала, и страсть эта была слишком сильна, чтобы не потребовать немедленного ее осуществления.