Пола Хейтон: Формула счастья

Их было уже не разнять, они слились в одно целое. Неизъяснимое упоение охватило Ренату, когда мощные движения мужского тела ввергли ее в водоворот невообразимых чувств и ощущений. Она забилась в ослепительном восторге, который продолжался и продолжался, пока не завершился одновременным оглушительным экстазом: буря смешалась с бурей, дрожь исступления со стонами…

Пожиравшее их пламя постепенно угасло. Его сменили изнеможение, умиротворение, опустошенность.

— Тебе хорошо? — нежно целуя ее взмокший висок, тихо произнес наконец Тео.

— Не надо спрашивать. Молчи…

— Глупышка. Мужчине лестно услышать, что он доставил удовольствие…

Рената тихонько засмеялась.

— То же самое можно сказать и о женщине.

Он расцвел.

— Ты не возомнишь о себе, если я скажу, что никогда еще не испытывал ничего подобного? Я не знал, как, оказывается, это бывает, когда к человеку приходит настоящая любовь. Спасибо тебе, мое счастье, моя жизнь… Подремли, я буду сторожить твой сон.

— Я не хочу спать, — ответила Рената, чуть смутившись. — Я не могу спать, когда ты рядом.

Он трепетно поцеловал ей краешек губ.

— Ты чудо! Когда я вернусь, мы купим тебе самое лучшее подвенечное платье, и ты будешь самой прекрасной из невест. И пусть все завидуют, видя, как мы, счастливые, рука об руку идем к алтарю.

— Думаешь, нам обязательно венчаться?

Тео недоуменно вскинул бровь.

— А как же!

— Мне казалось, второй раз ты не захочешь пройти ту же процедуру…

— Хочешь верь, хочешь — нет, — Тео как-то по-детски заморгал, — я начисто забыл, что было тогда… Но я хочу, чтобы ты запомнила наш день. Разве каждая женщина не мечтает о нем? Признавайся, разве ты не воображала себе свадебное белое платье?

— Розовое…

— Как украшаешь волосы вуалью.

— Цветами.

— Надеваешь лаковые туфельки.

— Атласные…

Оба фыркнули.

— А какие мы выберем кольца?

— Мне — простое обручальное, а вот тебе… тебе… — Тео хитро улыбнулся. — Это пока мой секрет.

— Ну, скажи, скажи, — ребячливо тормошила его Рената, целуя ему щеки, лоб, губы, соски, спрятавшиеся в завитках волос на груди, чем моментально привела Тео в неистовое возбуждение.

Перекатываясь по широкой постели, сплетаясь руками и ногами, они ласкали, поддразнивали, мучили один другого, пока наконец не слились вновь.

— О-о-о… — стонала в истоме Рената.

И он вторил ей. Время остановило свой бег. Ничто в мире не существовало для них. Лишь тела, дарившие друг другу ослепительные вспышки, рожденные страстью.

Утром Рената провожала Тео в аэропорт. Они ехали вдоль набережной Мичигана. Солнце сверкало на воде, в тысячах стекол проплывавших мимо небоскребов, золотило листву деревьев Центрального парка. Было еще довольно рано. Город казался словно умытым. Дышалось свободно, легко.

— Знаешь, это, наверное, звучит нелепо, но я никогда не бывал ни в здешней обсерватории, ни в океанариуме, ни в консерватории.

Рената дружелюбно потрепала его по затылку.

— Не обижайся, я всегда говорю, что люди, занятые финансовым бизнесом, несколько… ущербны.

— Ничего! В семье и одного человека, занимающегося творческими проблемами, вполне достаточно, — фыркнул Тео. — Хотя не буду возражать, если приобщишь на чуть-чуть…

— Уж будь уверен, я тебя растормошу, — лукаво улыбнулась Рената.

Тео с хитрецой в глазах покосился на нее.

— Ты уже этого добилась, милочка.

— Фу! Ты все о том же… Я жалею, что ночью дала себе волю.

Тео резко затормозил, остановившись прямо посреди улицы, сгреб Ренату в объятия.

— А я не жалею ни о чем. И никогда не буду жалеть, пока жив.

Редкие утренние прохожие, выгуливавшие своих собак, смотрели, понятливо кивая, с улыбкой на молодую пару, забывшую обо всем на свете.

Рената Бранч скоро стала знаменитостью Чикаго. Она сама вела передачу «Прошу слова». Остроумно, едко, смело. Долго, правда, не отваживалась, пока Анджер не уговорил. Но он верил в нее, поэтому у нее все и получилось.

Тео перешел на чикагскую биржу. И если Бранч узнавали на улицах и в магазинах — Анджер стал не менее знаменит в здешних деловых кругах.

В их большом доме в Ок-Парке идет ремонт, живут они пока в небольшой пристройке, что на самом берегу озера Мичиган. Посреди клумбы Анджер вместо роз сажает подсолнухи.