Светлана Бестужева-Лада: Фарфоровая кукла

— Какое письмо?

— То, в котором ты просил ее избавить тебя от моего присутствия в доме. И сообщал, что не вернешься, пока «эта девица» в нем находится. Что ты совершил ошибку, глупость, у тебя не хватило воли оборвать все сразу, а теперь ты не желаешь сам влезать в объяснения, потому что ненавидишь их…

— Я ничего не понимаю! Я не писал матери такого письма! Я вообще ей тогда не писал — только звонил.

— Но я видела письмо своими глазами! Когда я его прочитала, Иван Иванович сказал, что теперь я все должна решить сама, выбор за мной, и если я решу уйти, то получу три тысячи долларов и смогу взять все, что захочу. Но я взяла только свои вещи и в тот же вечер ушла к маме. Даже с Алевтиной не попрощалась. Андрей, что с тобой?

— Тебя обманули, Жанна. Это письмо было написано лет за пять до встречи с тобой. Мать подыскала мне какую-то девицу и решила, что мы должны обязательно зарегистрировать брак. А я ее просто возненавидел с первого взгляда. Но мама поселила ее у нас в доме, и тогда я… сбежал. К друзьям в Питер. Оттуда и прислал это письмо.

— Но почему ты даже не попытался меня вернуть?

— Потому что мне сказали, что ты тайком сбежала, прихватив три тысячи долларов и кое-что по мелочи.

— И ты поверил?!

— Поверила же ты, что я мог написать то клятое письмо. Разве там не было даты?

— Не было. Только твой росчерк.

— Мать все предусмотрела, — пробормотал Андрей. — Она дергала нас с тобой за ниточки, как марионеток, а мы подчинялись. О, она хорошо знала, как управлять людьми! Держу пари, что дяде Ване она пригрозила отлучением от дома, если он не поможет. А он всю жизнь был в нее по уши влюблен, по пять раз в год руку и сердце предлагал.

— О боже! — прошептала Жанна. — Как же твоя мать меня ненавидела! Что плохого я ей сделала?

— Ничего. Она испугалась молодой, красивой соперницы в доме. Не она тебя выбирала. И…

— И панически боялась стать бабушкой, — завершила Жанна. — Ну, в чем-то она была права, царствие ей небесное.

— Я когда вернулся и узнал… В общем, несколько месяцев была страшная обида. А потом понял, что все равно не могу без тебя, что должен хотя бы знать, почему ты так поступила. Но ты как в воду канула…

— Видишь ли, когда я примчалась домой, мама была не одна. Накануне в Россию приехал мой отец…

— Твой — кто?

— Мой отец. Он француз, приезжал девятнадцать лет тому назад в Москву на какой-то международный семинар. А мама работала горничной в гостинице, убирала его номер. Ей было чуть больше восемнадцати…

— И он не знал, что у него в Москве ребенок?

— Нет. Он вообще был женат, но у его жены детей не было. А когда он овдовел, его мать заставила его выяснить, что случилось с той русской девушкой, горничной из отеля. Бабушка Марина утверждала, что сердцем чувствует — это обязательно нужно сделать.

— Марина? Это не французское имя.

— А она русская, то есть украинка. Попала в начале войны с новорожденным сыном сначала в Румынию, а потом каким-то чудом во Францию. Сначала бедствовала, но потом встретила одного адвоката, он помог ей получить деньги, которые держали в одном из банков родственники ее мужа, уже покойные. Муж остался в Москве.

— То есть твой отец — тоже русский?

— Можно сказать и так. Но гражданство у него французское, образование он получил в Сорбонне, первая жена была француженка. По-русски он, конечно, говорит, но с очень смешным акцентом. И, знаешь, когда я его увидела — у меня сердце зашлось. Вы с ним очень похожи, только он пожилой уже и не такой красивый. И зовут его Андре.

— Он тебя удочерил?

— Конечно! Он женился на маме и удочерил меня. Получилась нормальная семья с ребенком. Правда, интересно?

— Необычайно, — не без иронии отозвался Андрей. — И как же тебя теперь зовут?

— Жанна Дарси.

— Красиво.

— Нормально, — пожала плечами Жанна. — Но во Франции — это уже что-то. На моих кукол уже делают предварительные заказы.

— Что ты изучала?

— Историю искусств, в основном. И немецкий язык. Немцы написали о фарфоре столько — уму непостижимо.

— Насколько мне известно, во Франции есть свой, севрский.

— Да, есть, и глину я беру такую же, какая нужна для него. Но технология у меня своя. Я ночами не спала, пока, наконец, не нашла единственный подходящий способ. А потом еще пришлось изучать анатомию, потому что мои модели — «движущиеся». Они могут принимать любую позу, а не просто сидеть или стоять.

— Я смотрю, ты настоящим академиком стала. Кукольных дел мастерица. А одежки откуда берешь?